Места то вокруг дикие. Дорога на Новгород начиналась от «Нимчинова» гостинца и шла гораздо южней Онеги через Мегорский и Остинский погосты. Огромное озеро со всех сторон окружают леса, покрывающие холмистую, сильно пересеченную местность. Высокие гряды (озы и сельги) чередуются с речными долинами, то узкими и глубокими, то широкими. И как прикажите связь держать? Ставить десятки сигнальных башен? Разоришься. Вот взял с собой «немного» стальной бронзированной[ii] проволоки для телеграфа. На километр аккурат сорок килограмм уклада, плюс лёгкие штыревые стеклянные изоляторы и железные крюки. Линию телеграфа укладывали вдоль берега, вкручивая крюки прямо в живые деревья и, лишь когда не оставалось выбора, рубил лес на телеграфные столбы, представляющие собой бревна, сбитые скобами с подпорками.
Работало на трассе разом шесть артелей, каждая из которых включала геолога-геодезиста и необходимый инструмент: секторные лестницы, топоры на длинной ручке, лебедки, высотный секатор с храповым механизмом, пики-древолазы и прочее страховочное оборудование. Блестящую проволоку на базе укрыли темным лаком чтобы убрать желтый блеск. Места хотя и безлюдные, но надеется на то, что аборигены наши нити не заметят было бы наивно. Однако, время чтобы наладить отношения с местными у нас будет, надеюсь, ибо заметить тонкий провод не так и легко. Артель за одну смену укладывала около двух-трёх километров провода, так что за месяц рассчитываю протянуть линию: Аннековский погост в Белозерском княжестве — устье Вытегры — Рыборецкий мыс — Шуйский погост — Пертозеро общей длинною триста километров. Если привезут ещё провода, протянем ветки до Пудожского острога, северного берега Ладоги и Бела-озера.
Провод провешивали в глухих лесах, в двух-трёх километрах от береговой линии и заодно поставили дозорные вышки, контролирующие подходы со стороны Свири и Вытерги, частично выполняющие функции оптического телеграфа. Всё это заняло время и к Кондопожской губе мы вышли лишь двадцать второго декабря. Встав на буере во весь рост, осмотрелся.
Каменистые берега Онеги искрили и бликовали под солнечными лучами, воздушные шапки снега укрывали кроны высоких сосен. Приложив трубу к глазу, разглядел скалистые берега острова Суйсари. На берегу дымила небольшая карельская деревушка, а где-то в глубинах острова спрятаны кварц, халцедон и агаты, за ними и приехал. На другой стороне залива виднелся Кижский погост. Знаменитой на весь мир церкви там ещё нет, а сама деревушка, кроме чудом сохранившегося языческого капища, ничем не примечательна. Погост то вепский. Проникновение русских в эти края только началось и какого-то заметного смешения населения ещё не произошло.
День стоял солнечный, озорной и свежий ветер бодро толкал десятки парусных саней. Выстроившись друг за другом словно, перелетные птицы они неспешно тянулись на север. Путь петлял меж ледяных торосов, напоминавших сказочные замки, и высокими наносами снега у берегов. На «палубе» вовсю дымили печурки, а детвора перебивала озорными криками мертвенную тишину и редкие крики птиц.
Красота! Окружающая природа создает ощущение небывалой мощи, которая практически граничит с эйфорией. Честное слово, я бы тут жить остался. Но не сейчас, может быть потом, когда закончу задуманное. Проводив взглядом последние сани, мы развернули буер и отправились к шуйскому острогу, прежде всего следовало познакомится с соседями.
К вечеру были на месте. Погост стоял на одноименной реке, таких на Руси с десяток. Шуей на Руси обычно именовали левые притоки рек, и это именование восходит к древнерусскому ошую, то бишь слева. Так что, если правильно перевести фамилию Шуйский, это будет звучать так — Левый. Ха-ха. Здешний острожек частный и с потрохами принадлежит Внезду Твердиславовичу, боярину Прусской улицы, входившему в число высшей аристократии республики, ага, тех самых трёхсот золотых поясов. Именно у него Радим и сторговал часть наших земель. Однако, подойдя к невысокому тыну нас не пустили даже после официального представления, более того и стрелы полетели. Хотя с чего?Со мною всего два десятка всадников, но видимо в такой глуши и эту горстку за войско почитают.
Хотел применить проверенный приём, снос сегмента стены, но Третьяк уговорил подождать. Сам он бывал здесь не раз и хорошо знал местных повольников, свозивших в острожек дань с окрестных корел. Чего он гридням наговорил, непонятно, но часа не прошло, как они под руки-ноги вынесли мне посадника. Наглеть я не стал и отблагодарив ребят серебром приказал развязать посадника и позвать в разбитый у стен походный шатёр. Удивил попрощавшегося с жизнью мужика дорогими подарками и заморской едой.
— Вот что, Порфирий, вижу не со зла ты врата мне не открыл. Ошибся в темноте.
— Истинно так, княже. Глаза ужо подводят на старости лет, слеп аки крот. На Онеге лихих людей хватает, а в погосте нашем аккурат два десятка воев не считая повольников.
— Добро. Зла на тебя и боярина твоего не держу. Однако же ребят, что тебя притащили не обижай. Они и тебя, и острожек от большой беды спасли.