Удав и гадюка

В самой таверне пили люди. Пили понемногу, потому что все, что можно было, уже вскрыли и осушили, но вождь Милас выдал из личных запасов с десяток бочонков сухого вина, которые хранились у него около пяти лет. И благодарные защитники города делали по несколько глотков хорошего напитка, поставляемого из Солнечного Афше, и передавали деревянную кружку дальше.

С середины ночи начался обстрел города из осадных орудий. Пока еще не в полную силу: осаждающие только пристреливали орудия. Тем не менее их наводящие смогли разломать один из защитных требушетов. В свою очередь, требушетчики Корвунта тоже не остались в долгу и поразили два метательных орудия глеофян, разнеся их в щепки и ранив двух людей.

Камни летали над головами перебегающих из здания в здание жителей. Порой они попадали в какого-нибудь несчастного, враз сминая и ломая его.

* * *

С восходом солнца из лагеря неприятеля донеслись бой барабанов и протяжный вой медной трубы. Этот звук отозвался гулким эхом в сердцах защитников Корвунта, и, бледнея и сжимая в руках луки, пращи и арбалеты, они метались испуганными взглядами по своим не менее испуганным товарищам. Некоторых бравых ребят прошибал холодный пот, других тошнило у всех на виду. Все понимали, что металлическая река из доспехов за городом покроет их и утопит в себе, как только ворота будут пробиты.

Уже несколько лет Филипп фон де Тастемара держал в городе внушительный гарнизон лучников, а потому в луках и стрелах, а также в доспехах и мечах недостатка не было. Часть арбалетчиков переползала баррикады и пряталась в комнатах на вторых-третьих этажах, чтобы оттуда, из окон, давать отпор неприятелю, когда он ворвется в город и пойдет по улицам. А в самих домах, подперев двери мебелью, сидели и молились Ямесу женщины и дети. Им только и оставалось, что уповать на высшие силы…

В воздухе чувствовалось напряжение. Многие нарочито весело смеялись, хохотали над самыми дурацкими шутками друг друга, говорили глупо и невпопад. Словно тонкая нить растянулась над Корвунтом. И с каждым часом она натягивалась все сильнее, грозя вот-вот лопнуть с оглушительным звоном, – ожидание изматывало больше, чем сам бой.

Но время шло, а штурм так и не начинался… Измученные и испуганные люди не знали, куда себя деть, и принимались по третьему или четвертому кругу полировать тряпками оружие, одергивать кольчуги и кирасы и воздевать к небу глаза в очередной молитве Ямесу.

Звук барабанов и трубы затих. Где-то в паре васо от капитана охраны Хильда пролетело каменное ядро, снесло со стены какого-то неудачливого юношу, который не вовремя привстал, и с грохотом раздробило стену прачечной.

– Да упокоит твою душу Ямес, – прохрипел Хильд.

– Лучники! Там лучники!

– Они готовятся стрелять!

По команде те, кто были на улицах города, попрятались, а защитники на стенах, где не помещался весь гарнизон, укрылись за зубцами и прижались к холодному камню. В воздух взмыла туча вражеских стрел. Под их прикрытием к городу двинулся таран, защищенный треугольным настилом из досок. Стенобитное орудие волочили два десятка пыхтящих воинов.

Надрывно завыли трубы.

– Убить тех, кто тащит таран! – закричал Хильд. – Зажечь огонь!

Люди пытались высовываться из-за стен и стрелять в тех, кто прятался под заграждением из досок стенобитного орудия. Воздух наполнился оперенным свистом смерти. В ров вокруг Корвунта полетели связки мокрого хвороста для налаживания переправ. Глеофяне под защитой круглых щитов подтаскивали к стенам огромные, связанные между собой лестницы с крюками на концах. С луков защитников в сторону тарана с щелканьем начали срываться зажженные стрелы.

Наконец пламя расползлось по доскам, и глеофяне с воплями выбежали из-под защиты, которая превратилась в ловушку.

К стенам пытались приставлять осадные лестницы. В нападающих летели камни и стрелы. Люди на галереях, когда какая-нибудь метко пущенная стрела попадала в зазор между доспехами, падали и разбивались. Их тела поглощало море атакующих, что волнами накатывалось на Корвунт. Повсюду слышались крики и стоны. Неосторожно высунувшегося из-за зубцов юношу пробили сразу две стрелы, вонзившись в голову через подбородок, еще не ведавший бритвы.

Звякнул металл о холодный камень – одна лестница зацепилась крюками за стену. Когда по перекладинам уже вовсю поползли десятки нападающих, защитники перекинули крепленное к цепям бревно. С хрустом, ломающим доспехи и лестницу, бревно протащилось вдоль стены, смахнуло незадачливых глеофян – и брус подтянули обратно.

В комнатке над таверной царило напряжение.

– И где твой Белый Ворон, а, Баддас?! – с издевкой проревел Фин, сидя на кровати.

Низенький Баддас, прибывший из Солнечного Афше, не ответил, а только вздохнул. Дрожащие юные стражи, зажав тесаки в руках, прислушивались к звукам осады. Даже до далекой от главных ворот таверны доносились крики и молитвы.

* * *