Тут появился распорядитель кафе, и начальство переключилось на него. Рыковский оказался талантливым актером и разыграл все как по нотам. Сначала он топал ногами и стращал ресторатора всякими карами. А потом заявил:
– Но вот ваш пристав за вас заступается. Говорит, надо дать шанс исправиться… Не знаю, не знаю. Будь моя воля, остались бы вы без промыслового свидетельства! А впрочем, Василий Иванович у себя в участке хозяин, и решать ему.
Сыщики уехали, оставив пристава разбираться на месте. Тело погрузили в труповозку и отправили в морг Тверской части. Пока возвращались, Лыков обратил внимание на бравый вид городовых. Он был в Москве два года назад, и тогда наружная полиция не блистала. Это вообще было свойственно Первопрестольной. Если в Петербурге брали на службу отставных гвардейских солдат, в Москве служил кто ни попадя. Городовые вечно уходили со своих постов и судачили с дворниками. Улицы не чистились, и приставы не обращали на это внимания. Все делалось по-семейному, добродушно-лениво, а по сути спустя рукава. И вдруг такая перемена! Алексей обратился за разъяснением к поляку.
Рыковский охотно рассказал. По его словам, всеми новациями москвичи обязаны Власовскому. Честь обнаружения этого таланта принадлежала городскому голове Алексееву. Проезжая через Ригу, он обратил внимание на идеальный порядок в городе. Вернувшись, рассказал великому князю Сергею Александровичу. Тот как раз искал замену старому обер-полицмейстеру Юрковскому, доставшемуся ему от князя Долгорукова. Генерал-губернатор вызвал полковника из Риги, посмотрел на него – и предложил должность. Власовский согласился. Для Москвы началась новая жизнь.
Первым делом свежеиспеченный обер-полицмейстер велел всем участковым приставам подать в отставку. Ну или почти всем. В их среде царили взяточничество и небрежность к службе. Далее очередь дошла до околоточных и даже рядовых городовых. Как и в столице, на службу начали брать отставных гвардейцев. Рослые, сильные, грамотные, они встали на всех перекрестках и никогда не уходили с поста. Вежливые красавцы городовые лихо козыряли офицерам и умели успокоить истеричную даму. Москва преобразилась.
Затем спокойная жизнь кончилась у дворников и домовладельцев. Власовский огромными штрафами заставил их опустошить выгребные ямы, не чищенные годами. В городе стало легче дышать! Так же строго начали спрашивать за уборку улиц. Исчезли снежные сугробы и колдобины, привычные даже на Тверской. День и ночь дворники сбивали сосульки, топили снег, подправляли мостовую. Наладился и паспортный режим, на который в полиции давно уже махнули рукой.
Следом пробил час извозчиков. Власовский с утра до вечера семь дней в неделю ездил на пристяжной с дежурным чиновником из конца в конец города. Он был вездесущ и неутомим. Все замечал, немедленно пресекал и выносил приговор, а утром это появлялось в «Ведомостях Московской городской полиции». Извозчики позабыли прежние вольности, когда они дрались за пассажиров, ездили в рваных кафтанах и матерились. Штраф, немедленный и ощутимый, вдруг заставил всех стать вежливыми. Москва притихла. Всеобщая ненависть к Власовскому не знала границ. Говорили, что он кокаинист, потому никогда не спит. Еще его объявили Антихристом. Нелюдимый, живущий только службой, беспощадный и злопамятный, полковник плевал на эту ненависть. Вечерами он пьянствовал в отдельном кабинете в обществе одного лишь Алексеева. Выпив, как ни в чем не бывало снова отправлялся на обход. Через год городского голову застрелил в служебном кабинете сумасшедший. Обер-полицмейстер не просто лишился собутыльника – он потерял единственного человека, хорошо к нему относившегося. Полковник окончательно ушел в службу и стал еще неутомимее и злее. Но в Москве воцарился порядок.
Время до обеда Лыков посвятил бытовым делам. Прежде всего он переоделся в статское, сняв парадный мундир с орденами. Сыскная полиция занимала четыре больших помещения. Временному помощнику поставили письменный стол в комнате приводов. Самая беспокойная, зато все новости узнаются немедленно! В два часа Лыков вместе с Рыковским пошел на доклад к обер-полицмейстеру. Он помалкивал, наблюдая, как выкручивается бывший следователь.
Главным событием, конечно, было новое убийство. Власовский подробно расспросил, убедился, что это дело рук Безносого, и устроил подчиненному выговор:
– Владислав Рудольфович, сколько еще будете их терпеть?! Шестой покойник! Что я скажу великому князю?
– У Алексея Николаевича есть новые предложения, – сразу же перевел стрелки поляк. – По его мнению, мы не там искали. Сифилитиками круг подозреваемых не ограничивается. И вообще он предлагает усилить группу, что дознает шайку Безносого, собой и приставом Лебедевым.
– А при чем тут Лебедев? – удивился обер-полицмейстер.
Лыков коротко, но убедительно пояснил. Власовский задумался.