Удар судьбы

Юноша молча отмахнулся, вовсе не хотелось ему спорить сейчас с приятелем, да и не о чем было спорить — Владос был прав, так шикарно, как сегодня, в лето шесть тысяч девятьсот сорок восьмое, второго индикта, месяца мая в двадцать первый день — а по-русски — 21 мая 1440 года — Лешка еще никогда в жизни не выглядел. Длинная, почти до земли, туника из сверкающей атласной ткани, полусапожки мягкого нежно-зеленого сафьяна, ниспадающая красивыми складками палевая — в цвет туники — шелковая далматика — экий франт! Ну, разве скажешь, что недоучившийся историк-тракторист? Важный, знающий себе цену господин — важный государственный чиновник, пусть даже еще и не в больших чинах, но уже и не младший писарь — повысили после удачно составленного доклада о злоупотреблениях в городских приютах. Кстати, самые гнусные дела творились в приюте Олинф, в том, что располагался в старой базилике неподалеку от церкви Апостолов. Лешкиному непосредственному начальнику — старшему тавуллярию господину Никодиму Калавру удалось-таки вызнать, что там за притон оказался под видом богоугодного заведения. Да-да! Самый что ни на есть притон, да еще какой! Никодим ведь добрался до тех детей, что туда отправляли, вернее, переговорил с нужным, имеющим непосредственное отношение к этому делу, человечком, выяснив, что попечитель приюта Олинф, некий Скидар Камилос, тщательно отбирал для своего приюта только красивых и миловидных мальчиков. Зачем — нетрудно было догадаться, и подозрения эти вскоре вполне подтвердились. Шикарный развратный притон был устроен в приюте Олинф, один из самых дорогих в городе, с мягкими ворсистыми коврами и обитыми дорогой тканью стенами. Туда-то как раз и решили направить выделенные императором средства.

— Так ведь притон! — ахал Лешка. — Не средства туда направлять, арестовывать там всех надо!

— Правильно, — кивал головой мудрый начальник. — И я так считаю. Олинф — самый гнусный и мерзкий из всех приютов. Поэтому им и достанутся деньги. Сказать, почему?

— Догадываюсь, не маленький. Чем больше компромата, тем больше откат! И все же жаль, что мы ничего сделать не можем! А, может, попробуем, а, дядюшка Никодим?

— Попробовать-то можно… Только кабы чего не вышло!

— Да в случае чего, все на меня и свалим! Мне-то что терять? Невеликий чин? А ведь эти деньги отцу Сергию и матушке Марии ох как пригодились бы! Не так?

— Так. Ладно, делай, как знаешь, может, чего и выйдет…

— С куратором бы переговорить только… лучше, так сказать, неофициально.

— Поговоришь. Будет повод — и очень скоро.

Старый чиновник не соврал — ровно через неделю после того, как Лешка с его помощью счастливо и с большой выгодой для себя сдал начальству отчет, всем служащим Секрета было объявлено о празднике — очередной годовщине со дня образования родного ведомства, счастливо совпавшего с общенациональным торжеством в честь дня Святых царей и равноапостолов Константина и Елены. Константин — этот тот самый Константин Великий, что перенес столицу на восток, и в честь которого, собственно, и был назван город. Ну а равноапостольная Елена — его матушка, тоже известная православная подвижница.

Празднество — корпоративная вечеринка, как его называл Лешка — должно было состояться в двух местах. Сначала — торжественная часть — по месту работы, ну а потом — в одном из восстановленных дворцов у Силиврийских ворот, специально снятом для увеселения служащих Секрета. Не всех, правда, а только лишь особо избранных, в число которых каким-то образом попал и Лешка. Наверное, в целях поощрения — его отчеты, надо сказать, произвели очень хорошее впечатление на начальство — молодой тавуллярий даже удостоился устной похвалы от куратора и материального вознаграждения в размере десяти крупных золотых монет — бизантинов. К слову сказать, совсем неплохие деньги для мелкого чиновника, каким сейчас являлся Лешка — Алексей Пафлагон, как он официально значился в списках.

— Ну, нормально смотрюсь? — юноша обернулся к греку.

— Хоть сейчас в женихи! — хохотнул тот. — Не забудь только пригласить на свадьбу!

— Обязательно! — Лешка ухмыльнулся. — Только — с большими подарками.

— Ах ты выжига!

— Нет-нет, не надо кидаться подушкой, — на всякий случай отпрыгнув в сторону, смеясь, предупредил юноша. — Знаешь ли, она настолько стара, что может в любой момент разорваться, а старина Ксифилин, как назло, отпросился навестить дочь и вернется нескоро. Кто тогда будет убирать? Конечно, господин Владос Костадинос, эпискептит гончарных мастерских! Как, хотите сделать уборку, господин эпискептит? Нет? Тогда не вращайте так страшно глазами, а лучше одолжите-ка мне ваш новый кошель — мой что-то поизносился, да и выглядит как-то непрезентабельно.

— Держи! — сняв с пояса кошель, Владос швырнул его приятелю. — Потом вернешь с тремя иперкирами.

— Три иперкира за прокат? С чего такие цены?

— Да ты посмотри, что за кошель? Прелесть! Как такой отдать… Буду вот теперь сидеть, мучиться — не потерял ли?