– Ты следующий, – сказал он и снова выстрелил.
Сабина вскрикнула в ужасе. Крэй прицелился Алексу в самое сердце, и на таком расстоянии промахнуться он вряд ли мог. Пуля сбила Алекса с ног и отбросила к стене. Он рухнул на пол и остался лежать неподвижно.
Сабина бросилась на Крэя. Алекс мёртв. Самолёт взлетает. Ей было всё равно. Крэй выстрелил, но промахнулся, и вот она уже совсем рядом с ним и пытается выцарапать ему глаза, что-то крича. Но Крэй всё же был слишком силён для неё. Он схватил Сабину и с силой оттолкнул её. Она ударилась о дверь и упала, оглушённая и беспомощная. Крэй поднял пистолет.
– Прощай, милая девочка, – сказал он.
Крэй прицелился, но прежде, чем успел выстрелить, его вдруг схватили за руку. Сабина изумлённо распахнула глаза. Алекс стоял на ногах. Он не был ранен. Невозможно! Но, как и Крэй, она не знала, что на нём надета пуленепробиваемая велосипедная рубашка, которую прислал Смитерс вместе с велосипедом. Пуля ранила его – возможно, даже сломала ребро. Но хотя пуля и сбила Алекса с ног, но он уцелел.
Алекс накинулся на Крэя. Тот был невысоким – буквально чуть выше самого Алекса, – но кряжистым и неожиданно сильным. Алекс сумел схватить Крэя за руку, державшую пистолет. Но свободной рукой Крэй ухватил Алекса за горло и начал сжимать пальцы.
– Сабина! Беги! – успел крикнуть Алекс, пока у него ещё был воздух. До пистолета он добраться не смог. Он изо всех сил не давал Крэю прицелиться, но не знал, насколько ему ещё хватит сил. Сабина бросилась к главной двери и дёрнула белый рычаг, чтобы открыть её.
В этот самый момент Хенрик в кабине выжал до отказа рычаги управления всех четырёх двигателей. Перед ним была свободная взлётная полоса, разгону ничто не мешало. Борт номер один качнулся вперёд и начал взлёт.
Главная дверь с громким шипением распахнулась. Она была настроена на автоматическое управление ещё до того, как самолёт пришёл в движение, и, как только Сабина открыла её, заработала пневматическая система. Из-под двери, словно гигантский язык, высунулось что-то оранжевое, больше всего похожее на детскую горку, и начало надуваться. Спасательный трап.
Снаружи ворвались ветер и пыль, и по салону понеслось безумное миниатюрное торнадо. Крэй сумел всё же прицелиться в голову Алекса, но сила ветра застала его врасплох. Журналы на столе взлетели в воздух и по очереди врезались ему в лицо, словно гигантские мотыльки. Тележка с напитками сорвалась с креплений и, грохоча, поехала по ковру; бутылки и бокалы посыпались вниз.
Лицо Крэя было перекошено, идеальные зубы ощерены в зверином оскале, глаза навыкате. Он выругался, но двигатели ревели настолько громко, что полностью его заглушили. Сабина, прижавшись к стене, беспомощно смотрела через открытую дверь, как мимо несутся трава и асфальт, сливаясь в зелёно-серое пятно. Ясен не двигался, по его рубашке медленно расплывалось пятно крови. Алекса покидали последние силы. Он разжал руку, и тут же прозвучал выстрел. Сабина закричала. Пуля разбила лампу в нескольких дюймах от её лица. Алекс ударил Крэя по запястью, надеясь выбить пистолет из его руки. Тот ударил Алекса ногой в живот, и Алекс отшатнулся, ловя ртом воздух. Самолёт всё быстрее и быстрее нёсся по взлётной полосе.
На лбу Хенрика внезапно выступил пот. В глазах читалось смятение. Он увидел, как зажглась лампочка, которая сигнализировала о том, что открылась дверь и салон разгерметизирован. Самолёт уже ехал со скоростью больше двухсот километров в час. Диспетчеры, судя по всему, уже поняли, что случилось, и сообщили обо всём властям. Если он остановится сейчас, то его арестуют. Но рискнёт ли он взлететь?
А потом заговорил бортовой компьютер.
– V1…
Компьютерный голос. Совершенно бесстрастный. Фраза, синтезированная электронными цепями. И именно эту фразу сейчас меньше всего хотелось услышать Хенрику.
Обычно за скоростью следит второй пилот, называя её вслух. Но Хенрик был один, и он мог рассчитывать лишь на автоматизированную систему. Компьютер сообщил ему, что самолёт достиг скорости двести сорок километров в час – V1, так называемой скорости принятия решений. Он ехал уже слишком быстро, чтобы остановиться. Если Хенрик попытается отменить взлёт, если включит реверсную тягу, то самолёт разобьётся.
Это момент, которого боится любой пилот, – и самый опасный момент любого полёта. Из-за принятого в этот момент неправильного решения разбилось больше самолётов, чем по любой другой причине. Буквально все инстинкты кричали Хенрику, что нужно остановиться. На земле безопаснее. Лучше разбиться здесь, чем упав с высоты полутора тысяч футов. Но если он сейчас попытается остановиться, то точно потерпит крушение.
Он не знал, что делать.
В пакистанском городе Кветта садилось солнце, но жизнь в лагере для беженцев была, как всегда, оживлённой. Сотни людей, сжимая в руках одеяла и переносные плитки, сновали по миниатюрному палаточному городку, а дети, многие из них – одетые в тряпьё, стояли в очереди на прививку. На скамейке в ряд сидели женщины и шили стёганое одеяло.