Удар молнии

— А-а-а, твою мать, — проскрипел он, на секунду замер, а потом все же добрался до кухни, поставил блюдо на стол и лишь тогда пошел открывать. В этот момент раздайся еще один длинный звонок. — Иду, иду, твою мать! Кто там такой? Иду, открываю!

На крыльце топтались два его старых знакомца, которым Свищу еще в бытность работы в милиции не раз приходилось накручивать хвосты. Одного он в свое время даже упек на два года на «химию». Но что было, то быльем поросло…

— Здоров, дядь Саш. — Андрей пожевал потухшую беломорину и протянул новенькую сто рублевку. — Мы до тебя, значит. За этим. — Он хихикнул и щелкнул себя по горлу.

— А зачем же вы еще можете? — заметил Свищ и, отодвинув мужиков в сторону, спустился с крыльца и заглянул за угол веранды. Смущенной улыбкой его встретила затаившаяся там симпатичная девочка лет пятнадцати в красных резиновых сапожках и коротенькой юбочке. Обе коленки у нее были ободраны и кое-как заклеены пластырем, на щеке желтел старый, уже почти сошедший синяк. «Лена или Таня… — попытался припомнить Свищ. — Или Марина…» Эту девицу все в Пяльме называли Морковка. Ее зимой подобрал на дороге водитель автобуса. Привез к себе, отмыл, отогрел, познакомил с мамашей. А спустя несколько дней его зарезали в пьяной драке. Морковка же осталась в поселке. Обжилась. Ночевала то у одного, то у другого…

— Здрась, дядя Саша, — пискнула девочка.

«Красивая все-таки. Хотя не мешало бы ей быть немного потолще. — Свищ кивнул и отправился назад в дом. Ступеньки крыльца натужно скрипели у него под ногами. — Эх, быть бы мне сейчас участковым. Никуда бы не делась эта оторва…»

— Давай. — Не останавливаясь, он выхватил у Андрея сторублевую бумажку. — Сколько?

— Две.

— Пятьдесят.

— Побойся Бога, дядь Саш. Две по двадцатнику. Чё подучаеццы?

— А-а-а… — Свищ махнул рукой и зашел в сени. — Черт с вами. Жрите. — Он вернулся через минуту и протянул Андрею две пластико-вых бутылочки из-под «Спрайта» и шесть мятых десяток. — Все гуляети-и-и… Сдохнете скоро… И даже не вздумайте в огород ко мне сунуться. Там. Волчок спущен.

— Понял. Все путем, дядь Саш. Закусь-то есть. — С грохотом Андрей лихо обрушился с крыльца, свистнул Морковке: — Аида, Рыжая. — И все трое поспешили со двора, громко хлопнув калиткой.