Удар 'Молнии'

- Нам требуется извлечь из этих условий полезное для себя и использовать во благо, - невозмутимо сказал Сыч. - В наших руках теперь будет хороший канал для дезинформации. Только каждый шаг, каждую бумажку нужно делать с расчетом и умом.

- Да, Николай Христофорович, я подумал об этом. Я тоже становлюсь иезуитом... Но самое главное - операция с Карханом провалена!

Сыч ни о чем не стал спрашивать, не выдавая своих чувств, ждал, когда "брандмайор" признается сам. Он не признался, задавил в себе и возмущение, и обиду.

- Департаменту госбезопасности Чечни известно, что Кархан находится у нас, - вдруг заявил он. - И наша Комиссия по правам человека теперь спрашивает, куда мы дели гражданина Саудовской Аравии.

Это могло быть обыкновенной проверкой спецслужбами противника, которые отрабатывали Кархана со всех сторон, действуя исподволь и в лоб, по своим агентурным каналам и через государственные институты. Зная обстановку глухого непрофессионализма в органах власти, противостояния между чиновниками и аппаратами, они рассчитывали на возможность, что кто-нибудь да проговорится. Однако "брандмайор" что-то недоговаривал, и потому, вероятно, Кархана засветили по большому счету.

А даже малейшее подозрение могло свести всю операцию на нет. Скорее всего, директор ФСК неосторожно ответил на чей-нибудь вопрос, заданный ему на теннисном корте после интервью, опубликованного в "независимой" прессе.

- Жалко отдавать Кархана, - сказал Сыч. - Немедленно уберут.

- Туда ему и дорога! Пусть за него отвечают мудрецы из Комиссии по правам человека!

- Комиссия ни за что не отвечает. А вот нас в очередной раз вываляют в грязи. Кархан предстанет благородным разбойником, мы - злоумышленниками, наследниками проклятого прошлого КГБ. И убийство Кархана обязательно спишут на нас.

- Потому я и спрашиваю: как можно работать в таких условиях? - снова закричал "брандмайор" и осекся, справился с чувствами. - Мы можем предъявить ему обвинение? Посадить на несколько лет? Для его же блага...

- Обвинение предъявим, но дело в прокуратуре обязательно развалят, вздохнул Сыч. - Там не захотят ссориться с Комиссией по правам человека. Но даже если его и посадят, то он умрет в тюрьме от сердечного приступа или повесится еще в следственном изоляторе. А смерть все равно повесят на нас, иезуитов.

Директор ФСК походил по кабинету, потряс головой, зло рассмеялся:

- Теперь что же, нам его спасать? Парадокс! - Ничего, товарищ генерал, успокоил Сыч. - Подобное случается во всех спецслужбах мира. А Кархан все-таки наш бывший разведчик, Герой Советского Союза... Мы ему устроим побег. Пригласим членов этой Комиссии, передадим из рук в руки, покаемся. Эти... члены обязательно захотят потолковать с мучеником из наших застенков, повезут его в свои апартаменты, чтобы устроить пресс-конференцию По дороге он сбежит. Ему ведь невыгодно позировать перед тележурналистами, знает, какая уготована судьба. Сбежит, а мы его встретим и надежно спрячем. Только об этом не следует нигде говорить...

- Да, я уже сделал кое-какие выводы, - недовольно проговорил "брандмайор". - Мог бы и не предупреждать... Все мордой об лавку!

- Извините, товарищ генерал, - удовлетворенно повинился Сыч. - За одного битого двух небитых дают.

Директор ФСК неожиданно остановился перед полковником, посмотрел ему в лицо, сузил глаза.

- Ты хитрый мужик, Николай Христофорович! Большой, а какой-то скользкий, неуязвимый. Тебя ведь голой рукой не возьмешь. Если хочешь, ты даже неприятен мне.

- Спасибо за откровенность, - усмехнулся Сыч. - Это мне нравится.

- Что тебе нравится? Откровенность моя?

- Нет, особенно ваша характеристика.

- Вот опять хитришь! - воскликнул "брандмайор". - Ты же меня презираешь! Ты же готов по физиономии дать! Ну скажи, дал бы? Ведь это я провалил операцию с Карханом!

- Дал бы, - помедлив, согласился полковник. - Если б знал, что делу поможет. Но ведь не поможет, а после драки кулаками не машут.

- Вот! Опять выскользнул! Как рыбина!

- Я не рыбина, товарищ генерал, - признался Сыч. - Я профессионал.

- Знаю! Я это знаю! - "Брандмайор" тяжело уселся за свой стол. - И еще знаю, что вы все, профессионалы, меня терпеть не можете. Вижу это в ваших глазах. Стоите тут передо мной, козыряете и презираете. Разве так можно работать? Вы же считаете, я щеки надуваю, а сам - идиот!

Прежде ни подобных откровенностей, ни разговоров директор ФСК не допускал. А когда-то и впрямь надувал щеки...

- Что-то еще случилось, товарищ генерал? - поинтересовался Сыч, сохраняя спокойствие. - Не пойму, откуда такое недовольство собой.

- А что, угробленной операции мало? - зло заметил "брандмайор". - Не ври, все ты понимаешь, Николай Христофорович. Все видишь и понимаешь... Короче, я подаю рапорт об отставке. Устраиваем побег Кархану, заканчиваем с этим делом, и я тоже в бега...

- Вот это зря! - отрезал полковник. - На побег не рассчитывайте.

- Вот как? Любопытно... Он вдруг перешел на "вы" и заговорил ледяным голосом. - Станете диктовать мне, как поступать? Лишите воли? Свяжете по рукам?.. Или... шлепнете при попытке к побегу?