Удар 'Молнии'

Саня вытер руки о траву, встал над убитым, не спуская глаз с "ковбоя".

- Сумасшедший!.. Это же был человек! Понимаешь?

- Это - не человек! - выкрикнул тот. - Это скотина, раб! Раб по жизни и по духу!

Удар был профессиональный, точно под левую лопатку, в сердце. Смерть эта не то чтобы потрясла, а как-то возмутила, озлила Грязева чувством собственной вины, как было там, на Балканах, когда он сам резал выняньченных своими руками диверсантов.

- Прости, брат, - сказал он мертвому. - Война есть война...

"Ковбой" отчего-то присмирел, сидя неподалеку на земле, в сумерках вдруг пропали его блистающие огромные глаза и белело только узкое тонкое лицо.

- Уходи! - приказал Грязев. - Похорони... товарища и уходи.

- Оружие отдашь? - минуту помолчав, спросил он.

- Нет, не отдам! Иди домой! Хватит, навоевался.

Это он пропустил мимо ушей, встал.

- Ну и хрен с тобой, не отдавай. Что я, в Чечне оружия не добуду?

- Я сказал - иди домой! - приказал Саня, хотя чувствовал, что это бесполезно.

Парень снова сел, искоса глянул на мертвого.

- Он был раб!.. Пятнадцать месяцев назад дезертировал, паскуда. Продал автомат духам и удрал. Они же его и поймали... И сделали рабом! Потом что он был по жизни раб! А я хотел сделать из него человека... Ты меня слышишь?

Грязев молчал, и это заставляло "ковбоя" оправдываться.

- Он, падла, целый год добровольно жил в рабстве! Говорит, даже ночью не охраняли... Он, сука, всех нас опозорил! У духов коронка - иметь русского раба! Который работает и не убегает. Они их как скотину продают, отдают за долги, меняют... Честное слово, думал, человеком сделаю! А из раба человек уже не выходит... Я его же у духов отбил. Везли менять на какого-то чеченца, который в Моздоке сидит... Он, паскуда, дезертировал, да еще и к мамке привезут? А потом еще женится, потомство даст?! Ну, что ты молчишь? Скажешь, я не прав?

- Ты тоже дезертир, - мрачно отозвался Саня. - Так что помалкивай.

- Кто? Я - дезертир? - взорвался "ковбой" и снова заскрипел зубами: с нервами у него было совсем плохо...

- Войска вывели, а ты здесь...

- Надо мне, потому и здесь, - все-таки справился с собой вояка, но хватило ненадолго. - Мочить их буду, пока жив! Пока всех не уничтожу лично, своей рукой. Пока последнего не урою!

- Всех не уроешь, потому что с нервами у тебя совсем худо.

- Я два раза Гудермес брал!

- Ну и что?

- Как - что? - вдруг изумился он. - Два раза брал! Гудермес! Какие тут нервы? Тем более, во второй раз у меня... Духам положена кровная месть, а нам что? А мне что?! И я буду мстить. Пока всю эту банду не перережу. Как я пойду домой, сам подумай?

- У тебя что, брат погиб? - спросил Саня. "Ковбой" несколько минут ковырял землю и осторожно, чтобы не слышали, швыркал носом.

- Не брат... Брата у меня нет. Отец. Его раненого в плен захватили, когда во второй раз брали Гудермес. Ладно бы просто убили... Над телом надругались... Я нашел, кто, всех по именам знаю, всю банду. Трем отомстил. Еще пятеро по земле ходят.

- Отец был офицером?

- Да нет, рядовой. В одном отделении были... Приехал за мной. Помнишь, московские ублюдки подхватили душманскую кампанию, чтоб родители детей из Чечни забирали? Ну вот, батя и прилетел сюда, с матерями. Уговаривать, - он довольно быстро успокоился - тайно выплакался. - А посмотрел, что творится, и остался. Заключил контракт. Полгода вместе воевали. Он тоже когда-то в десантуре служил срочную... На моих глазах взяли. Меня тоже ранило, девять осколков достали... Патроны кончились, падла! Последнюю гранату кинул... и не докинул, только самого оглушило.

- Не знаю, что сказать тебе, брат, - помолчав, вздохнул Грязев.

- Не знаешь - не говори! - отрезал "ковбой".

- Мой тебе совет - иди домой. Убьют - не станет у твоей матери ни мужа, ни сына.

- Отомщу, - уйду.

- Да убьют же тебя, дурак!

- Не убьют! - уверенно заявил он. - Бог за меня, чую, как оберегает. Столько раз смерть отводил...

- А как потом жить-то тебе? Он понял, о чем речь, встал, потоптался, снова искоса глянул на мертвого раба.

- Не знаю... Но в третий раз на Гудермес не пойду. Лучше на Москву. За эту войну еще надо отомстить. Только не знаю пока, кому именно. Конкретных имен не знаю. Но я обязательно узнаю!

Грязев бросил ему под ноги автомат, сел, обхватив голову руками, зажал уши - то ли в пространстве, то ли в нем самом что-то тоненько, с однообразным переливом, зазвенело - эдакий серебряный колокольчик, напоминающий жаворонка в весеннем небе. Только надсадно, навязчиво, как звенит при кессонной болезни...

2