- Ну, смотри. - Он собрался уходить. Чеченский грузовик приблизился к вагону, однако охрана открыла огонь в воздух, над головами орущих боевиков. По насыпи защелкали пустые гильзы, потянуло сладковатым запахом пороха. Контрразведчик неожиданно закричал что-то на чеченском, сердито махнул рукой. И удивительно, КАМАЗ развернулся по раскисшей земле и, буксуя, потянул вдоль состава назад, а его пассажиры утихли и лишь раскачивались на ухабах.
Грязев достал пузырек, отыскал на земле щепку и соскреб остатки мази со стенок, после чего бережно нанес ее на язвы, с которых еще не сошла короста. Усач почему-то вернулся и сел, понаблюдал, как Саня вновь закручивает ступни в промасленные бинты.
- Зачем тебе это надо было? - спросил он.
- Что? Плясать на углях?
- Ну да.
- Есть много на свете чудес, - неопределенно проговорил Грязев. - А это одно из них... Хотел понять, как это у них получается: огонь и живая плоть.
- Понял, что несовместимо? - контрразведчик кивнул на ноги.
- Почему? Вполне совмещается! Только нужна особая тренировка. Что-то наподобие йоги. Когда понял - перестал обжигаться... Но сначала, видишь, пришлось потерпеть.
- Ладно, не валяй дурака... Я тут два года плясал... на углях. Несовместимо это.
- Войну имеешь в виду?
- Разве это война?! - возмутился он и замолчал.
- Пожалуй, ты прав, брат, - сказал Саня, когда надел второй ботинок. - Это тоже пляска. На крови.
- Слушай, когда все тут заваривалось... Когда вы тут начинали эту бойню, усач подыскивал слова. - Неужели все так и замысливалось? Как получилось?
- Не обессудь, браток, но я не знаю, как тут начиналось, - признался Грязев. - И что получилось - тоже не знаю. Вижу только то, что вижу.
- Вы же первые сюда пришли?
- Вроде бы так... Но я в то время оказался в Турции. Готовил диверсантов в центре "Шамиль". А потом надолго застрял на Балканах. Так что - не знаю. Вижу, хлебнули вы тут крови и позору.
- Я уже второй раз это хлебаю, мне привычно, - зло усмехнулся начальник контрразведки. - Из Афгана выводили точно так же...
- Значит, скоро грянет новый гром, - спокойно заключил Саня. - Молох напился крови, насытился...
- А если без мистики? Ты что-нибудь понимаешь?
- Какая уж тут мистика?.. Ушли с позором из Афганистана - вскоре грохнули Союз, разрушили империю, сверхдержаву. Теперь грохнут Россию. Это же хрестоматия, брат. Пора бы контрразведке знать историю своего Отечества. А заодно и ритуал приношения жертвенной крови.
- Извини, я не верю во все эти магические и астральные штуки, - не сразу проговорил усач. - Молохи, вампиры, жертвы... Давай оставим их Голливуду. Они мастера пугать людей. Я серьезно спрашиваю.
- Тогда мне нечего сказать, - с сожалением вымолвил Саня и встал, притопнул ногами. - Ну что, дойдем до Берлина?
- Странный ты парень. Вы все в "Молнии" такие?
- Какие - такие?
- Повернутые на эзотерических бреднях?
- Эх, были бы повернутые, - нас бы тут никто не переплясал. И рожу бы нам не набили. - Грязев присел перед ним на корточки. - Запомни, брат: когда ты не понимаешь, с кем и за что воюешь, значит попал на ритуальную войну. А они все начинаются и заканчиваются точно так же, как эта. Конечно, в школе КГБ этого не проходили, но ты должен знать, почему многие болезни в прошлом лечили кровопусканием.
- Причем здесь болезни? - Он уже не скрывал своего настороженного недоумения, словно разговаривал с человеком, страдающим скрытой формой шизофрении.
- Ладно, теперь у тебя будет время подумать, - сказал Саня и огляделся, выбирая направление. - Даст Бог, если свидимся, - поговорим. А то мы ведь на разных языках... Будь здоров!
Он направился в сторону автодороги, по которой тянулась бесконечная цепочка военной техники с еще живой силой, зябнущей на броне...
Полмесяца он странствовал по разоренной, ликующей, стреляющей и танцующей Чечне, как по огромному сумасшедшему дому. В руинах ползали черные от беды и горя женщины, доставали какой-то скарб, обломки дерева, распухшие трупы, на дорогах и в селах внезапно вспыхивали перестрелки - то ли между бандами, то ли кровники сводили счеты, а на площадях тем временем бушевали митинги или, точнее, просто толпы вооруженных мужчин, подростков и детей. Откуда-то привозили избитых, замученных людей - милиционеров, преданных федеральным войскам, тут же вспарывали им животы, отрезали и вывешивали головы. И тут же бились об асфальт матери и родственники казненных, умоляя и проклиная палачей. Какие-то люди в камуфлированной форме пытались навести порядок, призывали разойтись и даже угрожали применением силы, однако это оказывались не "те" люди; каждая толпа подчинялась своим вождям, старцам, полевым командирам и не было никакой управы на стихию воинственного духа, выпущенного на свободу и вкусившего крови.