Удар гильотины

Манн медленно ехал по набережной Принценграахт, пропуская вперед машины и почему-то не позволяя обогнать себя трамваям, нетерпеливо тренькавшим сзади. У дома Кристины не было места ни вдоль тротуара, ни напротив, у балюстрады канала. Пришлось свернуть за угол и припарковаться перед зданием Музея природы, в котором Манн, к стыду своему, никогда не был – точнее, был единственный раз, в детстве, классе, кажется, в пятом или даже четвертом, когда повела их сюда учительница Ханна, а они, мальчишки, все время дурачились, и ничего он не запомнил, кроме ощущения затхлости. Надо будет как-нибудь…

Манн нажал кнопку интеркома и долго ждал ответа – наверно, Кристина еще не проснулась, и, к тому же, он сам велел ей не открывать, а чтобы не открывать, лучше вовсе на сигналы интеркома не отзываться, пусть думают, что никого нет дома.

Надо позвонить, на звонок телефона Кристина наверняка ответит, если проснулась – увидит знакомый номер…

Из-за двери послышался тихий зудящий звук, щелкнул замок, и Манн машинально потянул на себя ручку. На третий этаж он взбежал быстро, в несколько прыжков – ему показалось странным, что Кристина открыла, даже не спросив, кто пришел. Дверь в квартиру была распахнута настежь, предлагая всем желающим полюбоваться на темный – как в пещере горных королей – зев маленького коридорчика.

– Кристина! – крикнул Манн, входя – предчувствие ничего ему не говорило, но ощущение все же было странным и неприятным.

– Входите, Тиль, входите, – услышал он напряженный голос и ворвался в гостиную с излишней, возможно, энергией, готовый к чему угодно, только не к той картине, которая предстала перед его глазами.

Диван был выдвинут на середину комнаты, журнальный столик стоял в углу, втиснутый между сервантом и книжным шкафом, Кристина лежала на полу за диваном и пыталась что-то из-под него достать с помощью длинной палки – похоже, это была швабра со снятой перекладиной.

Когда Манн вошел, Кристина отшвырнула палку, поднялась на ноги, отряхнула с юбки невидимую пыль, ударила в досаде ладонью по спинке дивана и сказала:

– Да заходите же! И помогите поставить мебель на место. Сил моих никаких нет.

Не задавая вопросов, Манн подвинул к стене диван, журнальный столик переставил на обычное место, Кристина тем временем успела принести кофе с булочками, поставила чашки и блюдо на столик, подошла к Манну, неожиданно для него крепко обняла и прижалась к его груди, он ощутил аромат ее кожи, волосы щекотали ему лицо, он боялся пошевелиться, сделать что-то не так, он не хотел, чтобы Кристина обиделась или поняла его превратно, хотя что тут было понимать и на что обижаться – любой на его месте поцеловал бы Кристину сначала в макушку, потому что это было проще всего, потом в лоб и, наконец, в губы, и будь что будет…

– Тиль, – прошептала Кристина и сама поцеловала Манна сначала в подбородок, потом в щеку, а потом их губы все-таки нашли друг друга, и случился иной разговор, долгий, безмолвный, Манн говорил о том, как беспокоился, и хорошо, что все в порядке, теперь он отсюда не уйдет, останется до конца, до самого конца, понимаешь, до того момента, когда вообще ничего больше не будет, да, да, я тебя и не отпущу, говорила Кристина, я тебя ждала, а ты не шел, ты даже не представляешь, как ты мне нужен; почему не представляю, представляю, конечно, я буду тебя защищать, нет, ты не понял, мне не нужна защита, мне нужно совсем другое, чего никто мне раньше не мог дать, да я и сама не представляла, что мне нужно именно это, а теперь представляешь, спрашивал Манн, а теперь да, представляю, и ты не поверишь, но именно Густав позволил мне понять…

Так и не произнесенное вслух имя Веерке разрушило разговор, Кристина отстранилась, оттолкнула Манна, и он, пошатнувшись, вынужден был опуститься на диван. Кристина села рядом, поправила прическу быстрым движением рук, пробормотала: «Господи, я совсем расклеилась…» и пододвинула Манну чашку и блюдо с булочками.

– Я… – Манн тоже не сразу нашелся, что сказать, как продолжить разговор, он и понимал смущение Кристины, но и не понимал тоже, и потому решил задать вопрос, который уж точно напрашивался:

– Вы что-то искали, Криста? Я имею в виду – под диваном.

– Да, – кивнула Кристина. – Очки. Я спала… Легла на диван и отрубилась. А потом вдруг проснулась и не могла понять, где я и когда. Ночь на дворе или день? Дома я или где-то в незнакомом месте? Очки в футляре лежали здесь, на журнальном столике…

– Я не знал, что вы носите очки, Криста, – сказал Манн.

– Обычно не ношу, но, когда просыпаюсь, все в тумане, и я всегда надеваю очки, я их кладу рядом, чтобы легко дотянуться. Прихожу в себя, потом снимаю. Я не знаю… Такое свойство зрения, странно, но это с детства… Наверно, какая-то адаптация глаз.

– Неважно, – быстро произнес Манн.

– Да… Я проснулась, протянула руку за очками – как всегда, совершенно механическое движение, – но их не было. Я испугалась – мне почему-то показалось, что я не дома, что пока я спала, меня куда-то отнесли, перед глазами все плыло…

– После снотворного… – пробормотал Манн.