Удар! Ещё удар!!

– Дмитрий Сергеевич, прошу вашего разрешения на выдачу мне трёх комплектов защитных шлемов и перчаток для проведения спортивных занятий! – бодро отрапортовал я, искоса посматривая на стоявшее рядом кресло, подумывая, не усесться ли в наглую на него, но всё же решил не обострять. Разрешения присесть не было, так что потерпим. Директор оторвался от своих бумаг и с удивлением глянул на меня.

– А зачем они тебе? С каких это пор для спортивных занятий требуется защитная экипировка?

– Мы с друзьями хотим потренироваться в отработке ударов и защиты от них, а без защитной экипировки есть риски получить травмы. На складе они есть, но без вашего разрешения завхоз отказывается их выдавать, – спокойно ответил я под его пристальным взглядом.

– Потренироваться, говоришь? Да ты присаживайся! – махнул он мне рукой на кресло. – А зачем вам это? Да и это же уметь надо. Что толку от того, что вы будете кулаками махать просто так?

– Затем, чтобы стать сильнее, – пожал я плечами, присаживаясь на кресло. – Надоело быть мальчиками для битья. Спарринги в любом случае полезны будут. Ученики перестанут бояться получить удар и хоть как-то смогут научиться или уклонятся от них, или блокировать. Ничего сложного я тут не вижу. К тому же путем постоянных повторов ударов и уклонений можно выработать рефлекс автоматически уклоняться или блокировать внезапный удар и вовремя контратаковать. Повторенье – мать ученья, как говорится.

– Отлично сказано! Повторенье – мать ученья. Это кто так говорил? Не припомню что-то… – директор продолжал задумчиво меня рассматривать, тихонько постукивая ручкой по столу.

– Да я не вспомню уже. Где-то прочитал, – как можно равнодушней ответил я, мысленно коря себя за несдержанность.

– Хм. Ну ладно. В принципе, в этом я проблемы не вижу. Скажешь завхозу, что я разрешил. Хотя нет, лучше по-другому сделаем. Я тебе сейчас подпишу разрешение. У меня как раз где-то бланк под рукой был. Ага, вот, – он вытащил из кучи бумаг на столе какой-то лист и стал быстро его заполнять. – Сколько, говоришь, нужно комплектов? – на секунду отвлёкся он.

– Три.

– Держи, – он поставил размашистую подпись на бумаге и протянул мне её. Я взял и свернул в трубочку, чтобы не помять.

– Что-то ещё? – спросил директор, увидев, что я не тороплюсь вставать с кресла.

– Да… – я сделал вид, что нерешительно замялся, – а можно мне посмотреть своё личное дело, если это, конечно, разрешается?

– А это-то тебе зачем? – с подозрением спросил он.

– Понимаете… – я лихорадочно придумывал отмазку, – я уже задумался о том, что буду делать потом, когда выйду из детдома. Вряд ли мне светит вспышка, как вы понимаете. Возраст уже граничный. Да и вообще… – сделал я неопределенное движение рукой, как бы подчёркивая, что уверен, что шансов у меня никаких. – А для этого хотелось бы получить хоть какую-то информацию о контактах моих родственников. Сам я мало уже что помню. Может, кто сможет помочь потом с первыми шагами.

– Я тебя понял, но в этом вопросе я тебе помочь не смогу, – он откинулся на спинку кресла и отвёл от меня взгляд. – По нашим правилам, личное дело воспитанников выдается только после выпуска, да и к тому же у меня прямое распоряжение от твоей родни о запрете кому-либо раскрывать информацию о них, включая тебя. Так что советую не рассчитывать на помощь со стороны и сразу строить дальнейшие планы на жизнь без чьей-либо поддержки. Такова жизнь, парень. Сам. Всё сам.

– Я вас понял, – вздохнул я. Ну что ж, не прокатило. Ничего страшного. Значит, пойдём другим путём. Вряд ли дело хранится у него тут. Наверняка должен быть какой-то архив. А в этот архив у кого-то должен быть допуск.

– Теперь-то всё? – с нетерпением в голосе спросил директор, всем своим видом показывая, что очень занят, поглядывая на бумаги.

– Почти, – заторопился я, всем сердцем чувствуя, что ещё чуть-чуть, и меня просто выгонят отсюда. – Я понимаю, что это может выглядеть как настоящая наглость с моей стороны, но нельзя ли меня освободить на следующих выходных от субботника и отработки? Я готов делать любую работу, не выходя из здания.

– Нет, Михаил, в этот раз тебе всё же придётся выйти на улицу, – покачал он головой, – Есть определённые правила, обязательные для всех, и я не собираюсь делать ни для кого исключений. Ты уже отдохнул одни выходные и хватит.

Ну и ладно. Я даже не расстроился особо. Раз по-хорошему не получилось, значит, будет по-плохому. Всего-то и надо, нахамить кому-нибудь из преподов, чтобы в карцер загреметь.

– И если ты опять попадёшь в карцер, – как будто прочитал мои мысль директор, – то так просто уже не отделаешься. Два попадания в карцер за один месяц – это уже достаточное основание для отправления твоего дела в отдел по делам несовершеннолетних, что скорее всего приведет к появлению в твоем деле чёрной метки.