Очень смутно помнил, что происходило до того, как оказался здесь и вообще не представлял процесса моей транспортировки в очень, сука, холодную душевую!
Холод и влажность пронизывали насквозь, добираясь до каждой несчастной косточки, сковывали ужасно прочными цепями. Растирание не помогало, хоть и шевелить пальцами стало ощутимо легче.
Попробовал встать. Опёрся на руки и резким движением привёл тело в вертикальное положение. Дрожал, как кролик, глядя в глаза удава, но в отличие от этого кролика мог сделать шаг.
И сделал, шагнул вперёд, без мыслей. Мозг словно замёрз, тело получало команды с задержкой. Осознавая это, я словно расщеплял сознание. Одна его часть заторможенно отправляла команды нервной системе, а другой являлся я сам. Чувствовать это, понимать всю неправильность такого сознания — откровенно пугало.
Липкий, животный страх овладел каждой моей клеточкой. Хотелось вырваться, только откуда и куда совсем не понимал. Понимал только одно: нужно сделать это прямо сейчас, иначе ты отсюда не выйдешь.
Только вот, что сделать? Как сделать и куда идти? Оставалось только биться головой об мокрый кафель, пока мозги не встанут на место или лоб не расшибу.
И вот представьте такую картину: стоит голый мокрый чувак в душе с пустым взглядом и до крови разбивает себе лоб об стену, а потом поворачивается в вашу сторону, заливаясь безумным смехом. Что бы вы сделали? Правильно, достали бы ствол, снятый с предохранителя, и выстрелили психу в сердце или голову. Но с Босяка за косяк спросили очень серьёзно, так что он просто встал рядом и начал долбиться башкой вместе со мной.
Второй раз испытав катарсис, отметил, что, кажется, меня отпустило или отпускает. Хрен пойми эту дурь!
Кое-как растормошил Босяка за плечо. И, либо я слишком долго тупил, либо душ тут очень жёсткий. Одежда на нём почти насквозь промокла. Кожу покрыли стада мурашей, когда как я просто чувствовал себя, словно в морозилке на скотобойне стоял.
— Босяк! Эй, приём, меня слышно!
— Ха-ха-ха, — раздался смех со стороны входа. — Похоже, наш друг проникся твоей идеей разбить себе голову. Это будет для него всяко лучше, чем натаскать твою тушку до гладиатора, типа Дрызги, — я узнал этот голос. Он принадлежал Коновалу.
Встал в анфас к бывшему хирургу. Ногата не стесняла и уверенности не придавала, она просто была, как и я сам. Полупоклон вышел неловким, деревянным, привстав на носочек левой ноги, как видел в каком-то фильме про средневековых лордов и графов, чуть не упал головой вперёд.
— Похвально, очень похвально. Первый раз вижу, чтоб кто-то из попавших к нам при виде меня делал книксен, тем более из мужиков, — Коновал прищурился и лукаво спросил: — Ты часом не пидорок?
Опешил от подобной постановки вопроса, тем более в такой обстановке, да ещё и с пытавшимся расколотить свою черепушку Босяком под боком. Что не так скажи — сразу под нож пустят, да так и так пустят, не верю, что из-за косяка одного раздолбая меня перевели из касты «мяса» в касту «мясо с потенциалом» и теперь хотят вырастить из меня «крутого пацана».
Ещё раз прокрутил в голове варианты ответа и выбрал наиболее нейтральный:
— С какой целью интересуешься?
— Да ни с какой, — пожал бывший хирург плечами. — Тут, по сути, всем похер, а в некоторых муровских стабах даже специальные бордели есть для реальных пацанов с петушками. Я так-то привёл этого кадра отмокать. Не ожидал, что ты с двойной дозой в крови так быстро оклемаешься.
— Да, должен признать — убойная хрень. Я чуть голову не расхерачил себя об стенку душевой. Если бы Босяк не зашёл — так и сделал бы. Где берёте?
— Янтарь перегоняем, а его берём из тварей, близких к элите или элитников. Пошли в раздевалку, выдам тебе «комплект новичка», обвыкаться будешь.
— А ничего, что я как бы не хочу людей на органы отправлять? — возмутился от чистого сердца.
Честно признаться, так я вообще ничего не хотел. Радость от известия о неожиданном помиловании сменилась всепожирающей пустотой внутри, так как Босяк успел обмолвиться, что назад дороги нет. И здравым скепсисом, вот не верилось мне, что дамоклов меч опустился в миллиметре от моей спины.
— А тут тебя не спросили, — сказал Коновал, направляясь на выход. — Так ты идёшь переодеваться, или запрёшься к Седому в кабинет голым?
— А обязательно к нему идти? Я же свежак, за мной ни косяков, ни прошлого? Тут даже от старых имён отрекаются!
— Да, обязательно. А что касается старых имён — чистой воды суеверие. Знаешь, вроде как: новое имя — новая жизнь, а за старым все проблемы из родного мира тянутся. Хотя я бы не сказал, что тут жизнь дерьмо, что там — невелика разница, — Коновал открыл один из шкафчиков в раздевалке. — Одежда по размеру тут висит, остальное — на твой вкус, всё равно барахла разного приносит — никогда не сносить, — и вышел в коридор.
Выбор одежды был небольшой, но он уже сам по себе был, что всё больше утверждало меня в том, что я больше не мясо. Причины же этого всё ещё скрывались от меня в тени и предстоящий разговор должен вскрыть этот гнойник на жо... душе.