Сложив поперек листок, он оторвал карикатуру, бросил ее в печь и пошел отдавать творение, чтобы сразу же сделать некоторые пояснения.
Как и следовало ожидать, Бозаева раскритиковала написанное, заставила спешно кое-что исправить. Но все оказалось напрасным: ни к девяти, ни к десяти часам никто не приехал.
— Пата, что ты и детей и себя мучаешь, стоя на солнцепеке, — крикнул подошедший председатель сельсовета, пенсионного возраста крепкий старик Ахтаев Баил. — Кто в эту дыру без нужды сунется? Кругом развал и хаос, а ты школу вздумала открыть! Что, телевизор не смотришь? В Москве смута — ГКЧП называется, в Грозном смятение — митинги, а в райцентре не знают какому господину служить!.. Что им, до нас и до детей наших?!
Директорша что-то под нос обиженно пробурчала, как маленькая девочка насупилась и, неожиданно заплакав, убежала в свой кабинет.
В маленькой высокогорной школе не более сорока школьников, и три учителя, в том числе директор. Как таковых классов нет, расписания тоже, просто, точнее очень замысловато, грамоте — от азбуки до Толстого и Айдамирова — учит филолог, математику и физику преподает Бозаева, историю, географию и остальное — Шамсадов; многих предметов нет, тот, кто хочет получить аттестат о среднем образовании — в девятом и десятом классах должны учиться в другом месте.
В классе Шамсадова больше всех учеников, на последней парте практикантка Эстери. Все дети, по возможности, красиво одеты, ухожены.
Предательское волнение, вызванное присутствием девушки, учитель истории смог преодолеть только к середине урока, и когда казалось, что все постепенно входит в привычную колею учебного процесса, со двора послышался дружный крик: «Едут! Едут!».
Позабыв о дисциплине, школьники бросились к окнам. От природы сверхлюбопытный Шамсадов потянулся за ними. Растревожив залежалую пыль, с легким форсом на школьный двор въехал не виданный в здешних местах иностранный джип. Трое симпатичных, щегольски одетых парней с видом благодетелей вышли из машины, покрасовались, небрежно глянули на школу. Далеко в сторону полетел окурок. Тот, что был с роскошными цветами, сделал шаг вперед, и в это время его встретила сияющая директорша:
— Добро пожаловать, — торжествовала Пата, схватила букет, но приезжий не хотел с ним расставаться. Возникла неловкая перетяжка.
— Цветы для Бозаевой, — в отчаянии пятился молодой человек.
— Так я и есть Бозаева! — все еще улыбалась директор, затем резко потупилась, сникла; под дружный смех школьников засеменила в школу.
— Займите свои места, — крикнул учитель истории.
Растревоженные дети не могли угомониться, они тайком — мальчишки со смешками, девочки, быть может, с завистью — оглядывались на практикантку.
— Эстери, это к тебе, — восторженно крикнула какая-то девчонка, раскрыв дверь класса.
Практикантка не шелохнулась, даже голову не склонила; лишь смоляные ресницы не находили покоя, в ее руках треснула ручка.
— Перемена, — нашелся учитель, поняв, что ситуация критическая. Вся детвора, толкаясь, хлынула во двор поглазеть на чудо-машину. Вслед за ними вышла и практикантка, тут же вернулась, в строгой позе застыла на месте, а в это время отчего-то смущенный учитель рылся в своих записях, будто что-то искал.
— Эстери! — еще раз раскрылась дверь.
Краем глаз Шамсадов видел как дочь директора, двоюродная сестра практикантки, в удивлении машет рукой.
— Малхаз Ошаевич, — заговорила Эстери, — у меня поломалась ручка, нет ли у Вас запасной?
— Да-да, конечно есть! — вскочил учитель. Они встретились в центре класса; боясь встретиться глазами и прикоснуться пальцами, передали ручку, и вновь сели на свои места, не проронив ни слова в течение очень долгой перемены, которая закончилась продолжительными музыкальными сигналами уезжающей с визгом машины.
Потом в том же классе Шамсадов вел уроки географии, обществоведения, астрономии, и узнав, что директор из-за головной боли ушла домой, вместо математики провел факультативное занятие по истории родного края — уже не в классе, а в школьном музее, демонстрируя завороженным легендами школьникам и практикантке археологические изыскания и свои картины на темы народного эпоса вайнахов[4].
Во время экскурсии учитель истории просил детей не трогать экспонаты, потом, улыбаясь, хлопнул в ладоши и сказал:
— Все. На сегодня хватит. Теперь и я устал и вы, наверное, от меня устали. А завтра урок истории будет вести наша практикантка — Эстери.
— А что стало с Аной?
— А она доскажет нам эту историю? — наперебой вопрошали дети.
— Что стало конкретно с Аной — пока никто не знает, и может, никто и не узнает, а об истории Хазарии Эстери вам расскажет.
Крича, толкаясь, школьники бросились на улицу. Эстери, замерев на месте, часто моргая, сверху вниз вопрошающе глядела на учителя.
— Откуда Вы все это знаете? Неужели это правда?
— Мне рассказал дед, ему его дед, и так из поколения в поколение, через века, — улыбался Шамсадов. — И с тех пор прошло ровно тысячу лет.
— Да-а, — вполголоса проговорила Эстери, и через паузу раздумий. — Так я ведь не знаю об этом ничего. Как я завтра буду выглядеть перед детьми?!