— Две отличные новости, — радовался он. — Первая, плоды Аны. Вчера приняли Конституцию Чеченской республики. Может, она и с огрехами; станете сплоченным народом — отшлифуете… А вторую пока не скажу, сам увидишь.
До Гухой оставался последний перевал. Малхаз, как обычно, убежал вперед, и пока Безингера поджидал, все не мог налюбоваться.
Леса ожили, налились сочной мутноватой зеленью, на альпийских лугах вся гамма цветов, все жужжит, пестрит, порхает; соловьи заливаются, ласточки над горами кружатся, и по-прежнему слышен шум водопада, Аргун кипит, рвется к равнинам, и все по-старому и по-новому, и лишь одного раньше не было — в межгорной лощине, то ли от щедрых талых вод, то ли от подземных ключей, образовалось обширное манящее голубое озеро, в нем уже купаются облака и стая перелетных белых лебедей.
И в это время Малхаз из-за спины услышал шум, родной говор и крики восторга. На горе их встречает множество людей — вся родня, односельчане. Как всегда, во главе всех директор Бозаева и мать. Чуть сбоку смущенная и счастливая Эстери. А впереди всех сказочно-очаровательная девчурка; зеленовато-синие забавные глаза, вся в белом, сама беленькая, и белые бантики в золотистых кудряшках.
— Внучка, внучка моя! — закричал издали Безингер, и обгоняя Малхаза, на ходу. — Отгадай, отгадай, как зовут?
— Ана, — тихо прошептал отец.
— Конечно, Ана, Ана Аланская-Аргунская! — ликовал старик, взяв на руки девчонку, целуя ее, с нею на руках танцуя, и вдруг, обернувшись к Малхазу. — Я забыл, как по-чеченски красивая земля, красивое озеро.
— Эх, «забыли» Хазарию! Хаз-Ари, Хаз-Ам!
— Да, да! — громогласно воскликнул дедушка. — Это, действительно, Хаз-Ари, Хаз-Ари, Хаз-Ари, Хаз-Ам!
Вечные горы цветущего обновленного Кавказа подхватили этот звук, понесли по вершинам, ущельям, долинам, и, с аккордом мажорной тональности, разнесли звонким эхом по всему миру:
— Хаз-Ария, Ария, Ария… Аминь!