Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Ронге, проигравший всю свою игру на данном участке, и должен был поэтому обеспокоиться сокрытием упомянутых дат.

Вот это и есть ключевой момент для анализа: если Яндричей сначала арестовали, а затем Занкевич уехал, то никакой провокации со стороны австрийцев не было и не предполагалось, а просто неудачливые шпионы Яндричи засыпались на своей противозаконной деятельности.

Если же сначала уехал Занкевич, то тогда передача плана точно планировалась контрразведчиками: Занкевич уехал, провокация очевидно сорвалась, а Яндричей в отместку арестовали и осудили — их прежние мелкие грехи допускали такое решение.

Расправа над Яндричами и была, с другой стороны, достойным и разумным завершением легенды, сочиненной для русских.

При этом также решалась двойственная задача: с одной, опять же, стороны, австрийцы скрывали свою неудачу — провал запланированной большой дезинформации, а с другой — пытались изобразить всю предшествующую информацию, переданную через Яндричей (те же данные об осадном орудии), в качестве вполне достоверной. Но и из этого, как разъяснялось, тоже ничего не получилось.

Вот все это и есть причина того, что Ронге не называет ни дату отъезда Занкевича, ни дату ареста Яндричей, как он это делает во многих иных случаях.

Это и завершает наш анализ: в конце концов выходит, что Яндричи действовали по принуждению и под руководством Ронге, но из этого ничего не получилось, потому что Занкевич уехал.

Раскрывать же даты происшедших событий Ронге оказалось совершенно невозможным! Но и их сокрытием он выдал себя!

Мало того, Ронге пошел и на последующую фальсификацию: чтобы окончательно затушевать всякую связь разоблачения Редля, старт которому был дан перехватом самого первого письма (с русскими рублями и отсутствием сопроводительного послания), и отъездом Занкевича из Вены Ронге и пошел на сознательное введение фантастики, искажающей последовательность реальных событий, отнеся появление этого письма ко времени, заведомо предшествующему всем прочим коллизиям с участием Занкевича и Яндричей.

Вот у Ронге, повторяем, и получилось: «В начале апреля 1913 г. в Берлин было возвращено из Вены письмо, адресованное «до востребования». В Берлине оно было вскрыто. В письме оказалось 6 000 крон и два известных шпионских адреса, один — в Париже, другой — в Женеве (Rue de Prince, 11, M-r Larquer).

Майор Николаи, начальник разведывательного отдела германского генштаба, получив это письмо, указывавшее на крупное шпионское дело, переслал его нам, так как шпиона следовало, вероятно, искать в Австрии. Мы горячо принялись за это».

А подпевавшие ему последователи, включая Роуэна, пошли еще дальше: «2 марта 1913 года в «черном кабинете»[489] [в Вене] были вскрыты два письма» — и т. д.

Но все же почему Занкевич уехал, если ему ничего не угрожало?

Ведь избежать провокации, если он ее опасался, можно было элементарно просто: порвать с Яндричами — и все! Чего же ему, защищенному дипломатическим иммунитетом, было еще бояться?

А вот происшедшее самовольное оставление поста военного атташе — не такой уж маленький грех!

Не мы первые задумались над этими вопросами, ответы на которые нам еще предстоит изложить и обосновать.

Сейчас покажем, как с этой же задачей справился один из наших предшественников, уже цитированный Валерий Ярхо.

Начнем с повторения приведенной ранее фразы — и продолжим далее:

«Бежать Зенькевича[490], руководителя разведывательной сети в Австро-Венгрии, побудил арест австрийской контрразведкой в Будапеште русского резидента Николая Бравуры.