Читаем Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой полностью

Я позвонила Муни. Она тоже считала, что я совершила ошибку, критиковала меня за то, что я слушала непристойности Смита. Беседа закончилась так же, как и разговор с Флориндой. Единственным, чем мне ответили, было обрывание контакта, в буквальном смысле. Не было и следа знаменитой «магической любви».

Я была ошеломлена. Об этом случае больше не упоминалось до тех пор, пока Карлос, который все запоминал, несколькими месяцами позже не придумал ему болезненное и жестокое применение.

А мое детство таким гнусным образом подготовило условия, не позволившие мне немедленно уйти от магов. Они любили говорить, что они дикие и свободные, как пираты. Посторонним было неведомо то, что мы всегда ходили по скользкой дорожке, мы были в шаге от совершения преступлений, мы бы и не поняли ничего, если бы совершили. Несмотря на всю брутальность событий, истинный воин должен продолжать борьбу, чтобы остаться внутри своей «истинной энергетической семьи». Вне себя от отчаяния, я была не в состоянии понять, что философия Карл оса впитала в себя все худшее из погрязшего в грехах католицизма. Но еще более тревожным было то, что я абсолютно не осознавала, что воспроизвожу манеры моей бесконечно болезненной семьи по крови.

Кроме того, мои фантазии о нескончаемом исследовании новых миров и измерений в «океане бесконечности» будоражили меня так же, как и любовь Карлоса. Я испытаю счастье мага, мечтала я, или почувствую магическую невозмутимость, неважно что. Если бы я достаточно упорно трудилась, я бы прекратила беспокоиться и возродилась из огня подобно фениксу, ни к чему не привязанная, ничего не желая, ни о чем не заботясь, свободная от всякой боли.

И все-таки это была моя семья, «хоть дерьмо, зато родное», как любил говорить Карлос, который наделил меня мечтой о блаженном безразличии. Должна же я оказаться на самом деле счастливой, здоровой, то что называется кремом на торте. Снова и снова люди спрашивали меня, почему я оставалась, почему я, наконец, сводничала и врала и жила в страхе и нищете. Я застряла в зыбучих песках надежды и отчаяния, и я не смогла уйти. Более того, я разорвала почти все связи со старыми друзьями, и мне не было куда уйти из этой суррогатной семьи. Будучи козлом отпущения в группе, я верила настойчивости Карлоса и Флоринды, которое означало, что я «смогу это принять», что я «сильный боец» и скоро освобожусь от всякой боли.

Моя мать любила цитировать фразу, Которую она приписывала Фрейду: «Когда двое ложатся в одну постель, на самом деле в постели их будет шестеро: один с другим, и обе пары их родителей».

С Карлосом я «вышла замуж» за очарование, остроумие и авторитет отца, а так же за уничижительный сарказм и безжалостность матери. Повзрослев, наконец я это поняла. Она никогда не хотела причинить мне боль, и она очень меня любила, так сильно как могла, но она оказалась не в состоянии избежать альбатросов собственного прошлого.

<p>глава 15</p><p>Я ОТРЕКАЮСЬ ОТ СВОИХ КОТОВ, СТАНОВЛЮСЬ ОФИЦИАНТКОЙ И ПОКРЫВАЮ СЕБЯ ПОЗОРОМ ПЕРЕД ЛИЦОМ БЕСКОНЕЧНОГО</p>

Безумие — не обязательно распад. Это может быть и прорывом. В равной степени возможно как освобождение и обновление, так и порабощение и экзистенциальная смерть.

Р.Д.Лэнг «Разделившийся в себе»

Я вернулась в Беркли на следующее утро вся в слезах. Как только я вошла в дверь, я увидела своих любимцев — кота Генри и кошку Рецину, двенадцати и десяти лет, — и решила, что пришло время показать мою преданность на пути воина и бросить их. Даже теперь, когда я пишу об этом, слезы душат меня.

А тогда я заставила себя действовать строго и решительно, насколько могла. Я знала, что если это и убьет меня, то я ничего не почувствую. В конце концов, они же не дети, они всего лишь домашние животные. Все люди вокруг меня рвали связи с родными братьями и сестрами, родителями, детьми, подавляя свои чувства. Карлос инструктировал многих учеников говорить самим себе при разрыве с родителями и детьми: «Я посылаю их ко всем чертям».

Мои коты жили у меня более десяти лет. Генри — элегантный полосатый беспризорник, котенком пришел в дом, через два года за ним последовала ласковая и пушистая барышня Рецина.

Когда я переживала болезненный развод родителей, они были со мной, лежали, свернувшись калачиком, на моих руках; когда от рака умер отец, я рыдала в их шерстку, а они мурлыкали. Они были прекрасными охотниками, ловили и обычных, и летучих мышей. Я любила их безумно.

Мой поступок доказал бы Карлосу — если ему вообще что-то можно было доказать, — что я настроена решительно. А если он не будет разговаривать со мной, то как же я продемонстрирую ему свою преданность? Я рассказала Флоринде о моем решении, надеясь, что она передаст это Карлосу.

Неожиданная мягкость появилась в ее голосе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Духовные учителя

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии