Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Мы не собирали фрукты. Мы даже близко не подошли к саду. Когда мы стояли на тротуаре, Карлос вручил нам несколько кумкватов, а затем пригласил в дом. Когда мы уселись бок о бок на скамью в гостиной, он сказал, что стена позади нее имеет вход в другое измерение и если мы отклонимся назад, нас может засосать в параллельный мир.

Мы выслушали краткую лекцию о параллельных мирах, а потом нас отпустили. Когда мы уходили, Карлос посмотрел на меня и сказал: «Мне нравится твоя экипировка, Эллис!» Я было успокоилась по поводу не слишком элегантной одежды — Карлос никогда не видел меня в джинсах. Но было совершенно очевидно, что он говорил со злобным сарказмом.

Тем же вечером он позвонил мне и сказал, что рядом с Фифи я выглядела уродливо и плохо одетой.

Он твердил, что я ревновала к ней! Флоринда пробовала защищать меня: «Ты пригласил Эллис работать в саду! Ты не подрезал ее волосы, и ты ожидаешь, что она будет выглядеть ухоженной? Уже прошли месяцы!»

Карлоса распирало от гнева. Это было испытанием — посмотреть, были ли мы, три женщины, «энергетическим целым». Так и не приняв решение, он на следующий день отправил Фифи ко мне, чтобы продолжить обсуждение планов проживания в моем доме. Карлос приказал сообщить ей, что дом не куплен, а арендован мной. Я спросила, как в таком случае объяснить Фифи правомерность полной реконструкции дома с приглашением подрядчиков, рабочих? Он проигнорировал этот вопрос.

Находясь у меня, Фифи сказала, что Карлос хотел полностью перестроить для нее первый этаж, ведь она «особое существо» и должна иметь свой собственный вход. Поэтому некоторые стены надо возвести, а другие сломать. Я только поразилась тому, как легко Фифи распоряжалась моими деньгами. Кто же знал, что Карлос говорил ей, что у меня глубокие карманы и они в ее распоряжении? Тем временем Равена планировала установку двух телефонных линий.

Через неделю весь план был отменен без объяснений. Равена позвонила мне, пробормотала что-то невнятное: «Ты не думай… Возможно, позже…» — и оставила мне кипу своих телефонных счетов.

Она говорила, запинаясь, и я была уверена, что речь была написана под диктовку.

Позвонила Флоринда и велела мне при встрече ни о чем не говорить с Фифи. На следующий день, на занятиях в воскресном классе, Фифи подошла ко мне и передала слова нагваля, считавшего, что без правильной энергии ей не следует переезжать ко мне.

— У тебя все в порядке? — поинтересовалась я.

Она пожала плечами:

— Поначалу это было так таинственно… но… Да, все хорошо.

Через несколько часов мне позвонил взбешенный Карлос и начал передразнивать меня с какой-то особой жестокостью:

— У тебя все хорошо? У тебя все хорошо? Ты что думаешь? Ты такая замечательная, такая особенная, что они умирают из-за того, что не могут жить с тобой? У тебя все хорошо? Они презирают тебя! Они НЕНАВИДЯТ тебя! У тебя все хорошо? У тебя все хорошо?

Позвонила Флоринда и проорала:

— Разве я не просила тебя НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ?! РАЗВЕ Я НЕ ПРОСИЛА?!

Внезапно я вспомнила свою учебу в средней школе. Не раз я была на грани исключения из-за неприятия авторитаризма учителей-мужчин или директора школы. И меня неизменно спасали преподаватели-женщины, которые оправдывали меня, говоря, что я была у них самой лучшей ученицей по литературе. Мои учителя французского также просили руководство не выгонять меня, повторяя, что я была лучшей ученицей по их предмету. В классе у меня были друзья не только среди «приличных», я дружила даже с изгоями. В любой школе, где бы я ни училась, я находила друзей во всех социальных слоях. Не желая носить ярлыки, я отказывалась принадлежать какому-то одному клану и вместо этого курсировала между ними.

Фифи, как мне представляется, была классической стукачкой, доносившей все услышанное учителям. А Гвидо — «маменькиным сынком», который не бежал к папе, а спрашивал разрешения у «мамы Флоринды», можно ли взять меня в кино на фильм Кроненберга. Флоринда могла слегка побранить его: «Оставь Эллис в покое!» И тогда у него не хватало мужества повести меня куда нибудь без «родительского разрешения». Почему Гвидо не мог пригласить меня в кино сам? Ведь это никого не касалось, и, кроме того, он уже понимал, что Карлос Кастанеда не мог читать чужие мысли. Он был тем ребенком, который всегда должен просить разрешение. «Хороший мальчик», сделавший татуировку, чтобы выглядеть «плохим»?

После того как Фифи в точности передала Карлосу все то, что я ей рассказала, поклявшись держать наши признания в тайне, он принялся изгонять меня отовсюду: с работы в офисе, с должности менеджера книжного магазина, из воскресного класса, из вечернего класса — отовсюду.

Мне почти никто не звонил. Наверное им запрещали, а они были хорошими солдатами.