Я кивнула и замолчала. Мне живо привиделось, как в столицу через ворота Сен-Жермен въезжает верхом на козле моя сморщенная, что прелая косточка персика, прабабушка. Вот уж кому точно не получится остаться незамеченной – за подобной наездницей наверняка будет бежать толпа зевак и мальчишек, улюлюкая и выкрикивая насмешки. Сопровождающие мадам головорезы с видом «Вытряхивай мошну или Адьё, жизнь», тоже заставят каждого жандарма и служивого в городе навострить уши. Поэтому я и сама плохо представляла, как ехать в столь живописной компании по цивилизованным дорогам Франции, но расстаться вот так, без прощаний и напутствий с древней хранительницей рода, тоже казалось неправильным.
– Мадам Тэйра ничего не просила мне передать? – вяло спросила я.
Огюстен пожал плечами:
– Она говорила, что одной вам путешествовать опасно. И в этом я с ней совершенно согласен. Вы, надеюсь, не возражаете против моего общества?
– Конечно, нет, Огюстен. Я вам очень благодарна, – заверила я, на всякий случай убирая под плед руки – вдруг опять кинется целовать. – Но вы все-таки вспомните, ничего такого она не говорила? Возможно, чего-нибудь странного на ваш взгляд.
Огюстен задумался и вдруг радостно стукнул себя по лбу:
– Экий я остолоп, мадемуазель! Забыл. Просто отправляла она меня на границу в большой спешке, оттого и наставления ее забылись – рассыпались по голове, точно горох из мешка, да в подпол закатились. Вы же сами понимаете, какой переполох был в нашем лагере, когда вы исчезли. И мсьё Этьен тоже…
У меня запершило в горле. Только не плакать. Я не стану плакать. Сколько можно?
– Что за наставления, Огюстен?
– Сказала, чтобы вы слушали эту… как ее – интуицию, то есть внутреннее чутье. Потому как не все надо в расчет принимать, что подсказывает ум и логика. Вам особенно. Чутье вас должно вести к вашей цели. Вы, говорит, знаете, к какой. И еще мадам прибавила, что теперь и она сама, и остальные от вас зависят. Медлить нельзя больше, – Огюстен посмотрел настороженно, словно боялся, что вылил на меня слишком много.
Но я лишь вздохнула:
– Благодарю, я поняла.
Итак, в моем распоряжении богатый арсенал: моя интуиция, мой Голем и мой долг. Но чутье мне ничего не говорило. Единственное ощущение, которое преследовало неотступно с самого пробуждения – было то, что перейдя границу с Савойей, я перелистнула сразу несколько глав своей жизни, и оказалась не во Франции, а в каком-то совершенно неведомом, новом для себя времени и пространстве. Хотя без старых врагов, надеюсь… В конце концов, чернокнижник Годфруа с помощью моей крови исцелит герцога Виктора Амадея, и во мне ему просто нет больше нужды. Иначе он не сдал бы меня с такой легкостью инквизиторам. Каждый знает: с костра выход один – на тот свет. Но в душе все снова перевернулось: почему лекарь все-таки отдал на растерзание Этьена? Ведь каким бы тот ни был в глазах колдуна, сын все-таки. Не понять мне этого. Последует ли за мной демон? Надеюсь, нет. Он, наверное, только в горах может из рек и озер выходить, хотя…
Огюстен не мешал мне думать. Я отвернулась к окну и осторожно, пряча в складках одеяла, посмотрела на рубин. При дневном свете камень сверкнул кроваво-красными искрами по краям. Сердцевина была мутной, черной, в опасных трещинках. Стало вновь не по себе: и Годфруа, и я добавили своими деяниями пятен в когда-то идеальный камень. Моя душа мучительно заныла – теперь приказ убить монаха и толстяка в подвале показался излишним. Тех, чья кровь пропитала за ночь каменные плиты, можно было просто связать. А потом забыть о них навсегда. Но нет, захотелось мести, сколько меня не предупреждали… – Я стиснула зубы. – Не оттого ли Провидение ударило по тому, кто больше других был мне дорог? Отняло его у меня и устроило эти страшные метаморфозы? Подобрался бы демон к Этьену, если бы я поступила иначе? Ну, зачем, зачем мадам Тэйра отдала мне этот проклятый камень? Словно и так в моей жизни не хватало проблем!
Я сжала рубин в ладони, хмурясь и ропща. В конце концов, почему судьба рода, практически мне неизвестного, которому я особо и не была нужна никогда, зависит от меня? Справедливо ли это? Вовсе нет! Я не подписывалась на такое. Я… Я же просто девушка… Я…
Но вдруг рубин ожил в руке, завибрировал. Что-то кольнуло тысячами мельчайших иголочек, в кожу волнами просочилось тепло. И тут же перед глазами возникла картина – люди на берегу объятого штормом океана. Много людей, так много! Наверное, не меньше сотни! И все это наш род? – по спине пробежала волна трепета. – Господь Вседержитель!