Ученица чародея

– Браки заключаются на небесах, – с придыханием произнесла я и задрала голову.

В узком проеме между каменными домами, вверху, за козырьками крыш мерцали звезды в июньской синеве. Желтая луна отчего-то подобрела, похожая на знаменитую перужскую галету с сахаром, сочную и аппетитную, словно ее кто-то подменил, пока мы шли от Тюильри. Выходит, счастье рядом со мной, оно осталось, оно не исчезло.

Этьен, кажется, почувствовал то же самое. Его глаза сияли в свете фонарей, счастливые, влюбленные. Он подхватил меня под руку:

– Бежим!

– Куда? – выкрикнула я на ходу.

– В гостиницу. Хочу есть, пить и тебя!

И мы понеслись по мостовым, сумасшедшие и веселые. Нам не было и двадцати. Вокруг Париж, так какого черта грустить?

* * *

В неказистом гостиничном номере с низким потолком и ободранными стенами мы лежали на кровати, блаженные и уставшие. Этьен водил пальцем по моему животу и рассказывал:

– Я прокричал имя Франсетты в каждом углу дома. Как дурак, честное слово. Но ничего не произошло. Я-то думал, сейчас как вылетит привидение, как жахнет, ну или завоет хотя бы. Ничегошеньки.

– Ты ее и раньше не чувствовал, если не считать случая, когда она, как ты говоришь, «жахнула» тебя канделябром по голове, – хихикнула я.

Этьен потер затылок.

– Бёф, то была она? Чего ж ты не сказала раньше? – возмутился он. – Ага, тебе смешно…

– Надеюсь, она освободилась, – вздохнула я.

– А вообще в Перуже оказалось тихо, как в болоте, – продолжил Тити. – Я даже удивился. Сидел несколько дней у Базиля. Посылал его к нотариусу, на дом посмотреть. Мальчишкам уличным по монетке давал, чтобы разнюхали, что и как. Нет ли шпиков. А потом Софи нашел, кухарку нашу. Она устроилась к хотельеру на площади Тийоль. Так Софи кинулась мне на шею и давай плакаться, что отец уехал. Старый пройдоха ведь и с ней успевал лямуры крутить. Ты не знала? О-ля-ля! Не удивлюсь, если он и с Женевьевой развлекался, хотя она та еще лошадь. Ой, Абели, не делай такое лицо. Я тебе не гранд-инфант и не дофин в шелковых панталонах, – показал мне язык Тити: – Ага, так что ты подумай хорошенько насчет свадьбы. Я же чурбан невоспитанный и кланяться не умею. До завтра, нет, уже до сегодня ты еще можешь вернуться к тетке, нахлобучить парик и выйти за какого-нибудь виконта или маркиза…

Он тотчас получил от меня подушкой по голове. Этьен подскочил, поймал мои руки и придавил их к смятым простыням:

– Эй, то «рассказывай, рассказывай», то не даешь сосредоточиться! – он навис надо мной, взъерошенный и смешной в своей напускной серьезности: – В общем, слушай. Вся знать отбыла вслед за королем в Турин. И отец с ними. Барон Годфруа, бес ему в ребро. Представь, он даже печать завел. На документах ставит. Успел же!

– Главное, что он далеко, – заметила я. – Пусть барон. Пусть с печатью. Лишь бы никогда не встречался. Тити, ну отпусти меня! Так не честно, ты слишком сильный.

– То-то, – важничал Этьен, но ослабил хватку: – Жена да убоится мужа своего.

– Пока за нос не укусит, – хихикнула я, садясь. – За нахальный галльский нос.

Этьен на всякий случай спрятал его ладонями и прогундосил:

– Кстати, твоя тетушка, Моник, в Перуж наведывалась.

– Моник! – всплеснула я руками. – Святая Клотильда! Как она?

– Нормально. Искала тебя. Я ей сказал, что ты в Париже и что ты – моя невеста. В гости звала.

– Поедем? – обрадовалась я.

– Почему бы и нет. Как-нибудь. Да, там в сумке тебе подарочек от нее, гребень деревянный…

За окном уже было светло. Я поразилась, как незаметно пролетела ночь. Этьен спрыгнул с кровати и потянулся:

– Знаешь, тот бриош с сыром меня ни капельки не удовлетворил. Пойдем искать еду?

– Думаешь, тут подают спозаранку? – усомнилась я.

– Уф, даже курам поутру просо сыплют. А мы за это еще и денег заплатим.

* * *

Этьен оказался прав. В таверне на первом этаже уже завтракали постояльцы, несмотря на ранний час. В наших желудках заурчало от запахов яичницы на сливочном масле, колбасы и свежей выпечки. Мы сели за грубо сколоченный стол, и сонная девица с всклокоченной прической спросила, что будем заказывать.

– Всего по два, – весело сказал Этьен и, окинув взглядом таверну, ухмыльнулся: – Мда… не Версаль.

– Послушай, а может нам стоит уехать? Помнишь, что граф говорил? – предложила я.

– Ладно, обвенчаемся и уедем. Хотя я бы посмотрел на столицу. Когда еще выберемся… – Этьен наклонился ко мне: – У меня перья в волосах, что ли? Чего та мадам на меня так пялится?

– Какая?

Этьен не успел ответить, как мимо нас, сбивая стулья, метнулась к выходу какая-то провинциалка. В глаза бросился красный шейный платок поверх зеленого платья. Безвкусица… За мадам из таверны выбежал испуганный мятый мужичок. Муж, наверное. Некрашеные створки дверей громко захлопнулись за ними.

– Странные, – заметил Этьен.

– Может, у них семейная ссора, – предположила я. – Или умер кто.

– Наверное.

С улицы послышались слезливые крики, шум, затем топот коней. Кто-то звал на помощь. Посетители потянулись к окнам. Хозяин приоткрыл форточку.

– Убивец, убивец, – заходилась в крике какая-то женщина. – Сюда!