Я шутливо отвесила ему подзатыльник, не ударив, а лишь взъерошив черные вихры:
– Ах ты, самоуверенный, наглый фрикадель! Погоди, обвенчаемся завтра, а послезавтра я попрошу у твоей матушки скалку.
Этьен состроил возмущенную рожу:
– Кто?! Фрикадель?! Это что за зверь такой?
– Это ты в подштанниках и без них тоже, – поддразнила я его, шлепнув по голому бедру.
Этьен в притворном страхе закрылся руками:
– Ой, а может, тогда не будем жениться? Подумай сама, если я зверь фрикадель, родятся у тебя куча маленьких фрикаделек. Куда их потом – в суп?
– Я тебе дам в суп! И только попробуй не жениться! – расхрабрилась я, тыкая его кулачками в грудь. Это его смешило еще больше, а я посетовала: – Фух, железный какой! Надо срочно искать скалку!
Этьен поймал мои руки и прижал меня к себе, не давая пошевелиться.
– В семье муж главный. Ишь, расшалилась! Ну-ка тихо, Абели! – пожурил меня он.
Я дернулась, но он держал крепко. А потом со смехом принялся зацеловывать меня и щекотать носом, удерживая на руках, как ребенка. Сопротивляться было невозможно. Да и не хотелось. Это было оно – простое и такое желанное счастье!
Я проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Этьен мирно сопел рядом. Я оторвала голову от его теплой груди и замерла.
В дверях стояла матушка Этьена, мадам Тэйра с видом «а я говорила!», служанка и Антуанетта.
– Ну, я же сказала, что он здесь! – громко заявила противная девчонка. – Они мне всю ночь спать не давали.
– Срам-то какой, – ахнула служанка.
Деревянными от ужаса пальцами я попыталась натянуть простыню и скинуть со своего бедра ногу Этьена, и только тогда он зашевелился, просыпаясь.
Между юбок протолкнулась лбом, как тараном, Клодин:
– А мне? А я?
Я, наконец, укрыла нас простыней, мечтая сейчас же провалиться под землю. Этьен сонно протер глаза:
– Что такое? – и тут же вскочил с кровати, снова сел, прикрывшись штанами, которые свисали со спинки стула.
Мать Этьена побагровела:
– Клодин, Нетта, марш отсюда! – и, поймав таращившую на нас глаза малышку за шиворот, неласково отправила в коридор.
– Ну, мама, это же я нашла Тити! И мне уходить?! – возмутилась Антуанетта, сопротивляясь оттесняющим ее назад матушке и служанке.
– Не мамкай! – вскипела мадам Рашаль и отвесила девчонке затрещину.
Нетта скрылась, из коридора раздался обиженный рев. Ой, мадам Тэйра не шутила насчет характера матери Этьена! Я сжалась в комок.
– Думаю, надо дать ребятам одеться, – хихикнула старушка и подхватила под руки обеих женщин.
Этьен покрылся пятнами и гневно гаркнул:
– Вот именно! Нечего тут высматривать! И не думайте, маман! Я женюсь!
– На этой?! – яростно ткнула в меня пальцем мадам Рашаль. – Я тебе женюсь! Понятно, чем она тебе жизнь спасает! Так я и думала!
Мои глаза наполнились слезами, губы задрожали: зачем она так? Я же люблю ее сына! Разве не видно?
Мадам Тэйра все-таки вытолкнула ее в коридор. Служанка закрыла дверь.
Этьен дергаными движениями оделся и, буркнув:
– Сейчас я с ними разберусь! – вышел из комнаты.
Я осталась одна. Святые угодники, что теперь будет?!
Глава 31
Воистину, любовь в постели для влюбленных – священнодействие и нежность, а для чужих глаз – скабрезности и срам. И не докажешь, что иначе.
Я долго боялась выйти из комнаты. Трясущимися руками привела себя в порядок и все поглядывала в окно. Отчаянно хотелось дать деру. На улице безмятежно светило солнце. Наш возница сладко потягивался у колодца, толстый кот неуклюже прыгал в траве за бабочками. Под липой отбивал герб савойского аббатства от дверцы украденной кареты Огюстен. Вот кто всегда поступает рационально, если, конечно, не считать превращение в Голема. Главное, мне не испугаться сейчас настолько, чтобы Огюстен снова обернулся деревянным чурбаном и придушил Этьенову матушку… С меня станется.
Я вздохнула: «Эх, если подумать, мы те еще воры и конокрады. А за мою репутацию теперь вообще никто не даст и ломаного су».
Судя по стуку с первого этажа, там уронили что-то тяжелое. Надеюсь, не на Этьена… Я вздрогнула и снова тоскливо посмотрела в окно. После моего побега из королевского замка в Шамбери второй этаж этого дома казался не таким уж высоким. По толстым ветвям яблони можно будет запросто спуститься до самой земли. Однако шаткая надежда на то, что все утрясется, заставила меня бесшумно выскользнуть из спальни в коридор.
В гостиной кипели нешуточные страсти. Я застыла наверху, впившись пальцами в деревянный поручень лестницы у стены, ни жива ни мертва. Ох, как бы мне косы не выдергали…
– Кто тебе дал право ломиться в комнату?! – орал на мать Этьен.
– Я тут хозяйка, – вспыхнула в ответ мадам Рашаль. – И у меня все права.
– Не забудь, что без меня этого дома у тебя бы не было!
– Еще попрекни меня этим! А то, что вертихвостка твоя мадемуазель и профурсетка, сразу видно! Святую невинность из себя весь вечер строила, а чуть ночь – сразу в постель к моему мальчику.
– Глупости, маман! Во-первых, я уже не мальчик, – рявкнул Этьен.
– Тебе только девятнадцать.
– Во-вторых, ничего, что я сам забрался в ее спальню?
– А она и рада, – съехидничала мадам Рашаль.