Ученик шиноби 19. Финал

Паоль на это захотел что-то ответил, но я ожёг его взглядом, и он прикусил язык, заиграл желваками.

— Это какой-то фарс, — высказался один из герцогов, тот самый, который больше всего мне гадил. — Выбор без выбора…

— Давай, болтай, — перебил я его. — Неужели всерьёз не хватает мозгов понять, что тот единственный, кто сдерживал меня, теперь мёртв? Вот поэтому я и видел в гробу всю эту затею. Из-за таких мелочных интриганов, как ты. Так что давай. Скажи ещё слово, и я покажу, насколько был серьёзен в своих обещаниях.

Последние слова я прорычал. До этого я сидел на камне, а сейчас поднялся, придавил всех духовной силой, да так резко, что кто-то не выдержал, грохнулся в обморок.

— Спар! — крикнул Гаст, выступая вперёд. — Хватит!

Он перекрыл мою силу своей, ослабил её, но лишь частично. Прикрыв глаза, я прекратил давление.

— Мой вопрос всё ещё без ответа, и это обсуждение затягивается.

— Возможно, нам всем стоит обсудить этот вопрос… — сказал осевшим голосом Сафронов.

— Нет. Решаем здесь и сейчас. У вас есть две минуты на обсуждение. После чего я ухожу. Отсутствие ответа — тоже ответ. Время пошло.

Так дела не делаются, я это хорошо понимал. Как и то, что принуждаю подчиниться моей воле. Кому-то это покажется тиранией, так оно и есть. Справедливо и то, что это акт милосердия. Потому что я сам не знаю, что меня отделяло от того, чтобы перебить всех несогласных, вырезать их роды под корень, а на их места поставить преданных. Тех же шиноби, военную элиту, которая станет основой государства.

И если бы только собравшиеся знали, насколько я хочу, чтобы они сейчас взбрыкнули.

Это Такен был мудрым, понимающим и в некоторой степени добрым. Я же был сломленным, в трауре, разрываемым от внутренней боли, на грани сумасшествия.

Не уверен, что хотел бы знать, что чувствовал Такен в последний момент. Уверенность, что подготовил достойную смену, или сожаление, что наследников нормальных нет, а те, кто есть, быстро всё разнесут по камешку.

Мне ещё пытались задавать вопросы, но я их игнорировал, прикрыв глаза, молча отсчитывая секунды. Господа аристократы уложились в минуту пятьдесят девять секунд, в едином порыве заявив, что да, королевство дело хорошее и надо продолжать. Половина из них сказала это вынужденно, а вовсе не искренне. Плевать. Словесное согласие получено, а значит, работаем дальше.

— Теперь мы должны выбрать короля, — изрёк я.

— То есть тебя, — бросили мне с издевкой.

— Сомневаюсь, что ваши аргументы впечатлят меня настолько, чтобы я согласился на эту участь. Сие мне неинтересно. О чём я сообщил ранее.

На этот раз господа аристократы растерялись. Я же был предельно честен. Не, серьёзно, готовый в любой момент спятить король — не то, что нужно королевству в столь сложный период.

— Кто-то хочет взвалить на себя эту ношу? — спросил я устало. — Собственно, очевидно, что варианта всего два. Поиграть в демократию и выбрать короля голосованием, либо предпочесть монархию и отдать трон согласно порядку наследования, то есть Паолю.

Что могли выбрать аристократы, которые и сами собираются передавать свои титулы детям? Паоль откровенно растерялся, когда выбрали его, а я не стал это оспаривать.

— Так тому и быть, — снова поднялся я со своего камня. — Да здравствует новый король. С остальным вы и сами разберетесь.

— А чем ты будешь заниматься? — отмер Паоль.

— Раз уж ты спросил… — задумался я. — То я возьму на себя роль министра силы или войны. Армия, шиноби и все направления, связанные с развитием, войной и изучением других миров я возьму на себя.

— Не много ли власти для одного человека? — брякнул кто-то осмелевший.

— Кто-то здесь видит власть? — ответил я. — Для меня, сильнейшего в этом мире? Хорошая шутка.

На том собрание было закончено.

Глава 23. Жизнь продолжается, Или Как Спар горе проживал

Была у меня надежда, что со временем станет легче. Что проклятье глаз, о котором меня когда-то давно предупреждал Гэцу, ослабнет, даст продохнуть.

Это действительно случилось. Постепенно, в последующие недели, я нащупал способ, как получить короткую передышку. Мне всего лишь требовалось сосредоточиться на чём-то и не соприкасаться с тем, что напоминало о Калии.

Всего-то.

Это всего-то перечёркивало всю мою жизнь и делало её невозможной. Я соврал своим, но не уверен, что был достаточно убедителен, играя роль человека, который пришёл в норму. С потрохами меня сдавал глаз, то и дело начинавший кровоточить.

Попробуйте обнять жену в такой момент, и станет понятно, почему моя жизнь пошла под откос и дома я стал появляться редко, с одной стороны, не в силах терпеть это испытание, с другой — угнетаемый чувством вины за то, что не справился и что отстранился от семьи, а с третьей — ведомый чувством долга и пониманием, что так быть не должно, что я нужен и жёнам, и детям.