Ученик шиноби 19. Финал

Беловолосый отшатнулся. Или нет, не отшатнулся, а отлетел назад. Дальше и дальше. Адам не понял, что происходит, а когда понял, было поздно.

Спар обнажил едва светящийся меч. Опять это оружие. Обломанное, неполноценное, будто насмешка над важностью всего происходящего, прямо на глазах оно обрело законченную форму.

Перехватив меч двумя руками, беловолосый замахнулся с натугой. Адам вскинул руки. Миллионы золотистых листьев устремились к беловолосому.

В полном безмолвии, с напряжением, будто гору сдвигает, Эдгар опустил меч вниз.

Адам увидел вспышку, разрез. Неведомая сила смяла дворец, разрезала листья и добралась до него, разрубая на части.

***

Надо отдать Адаму должное. Неприятно удивлять он умеет, как и доставать козыри. Его новый ход и вовсе пробил брешь в моём эмоциональном хаосе.

Я не сразу сообразил, что он сделал. Да меня это и не волновало. А вот Гэцу заметил, шепнул, подсказал, куда смотреть. Всего мы не видели, но думаю, не сильно ошибусь, если скажу, что он всё своё королевство в жертву дереву собрался принести. Тысячи и тысячи кровавых потоков энергии стекались к нему, усиливая.

Осознав, что тут происходит, я отошёл подальше.

Перехватил меч. Одно из его свойств, которое открыл, чем сложнее цель — тем он тяжелее. Легко срубить ветку. Чуть тяжелее разрубить скалу. Убить человека — тяжелее втройне. Сейчас же я ощутил, будто самую настоящую гору поднимаю. Не обращая внимания, как стонут мышцы, как рвёт мою собственную душу, как меч норовит выскочить, я вложил всё своё мастерство, всю свою ярость, весь свой гнев.

Меч опустился, и столица Адама оказалась разрублена на две части, вместе с ним, вместе с деревом и корневой системой, что пряталась глубоко под землёй.

«Он и сейчас не умер», — как-то обречённо сказал Гэцу.

Я и сам видел, что Адам успел перейти в мир духов.

Мы проследовали за ним и увидели, как золотое дерево, окрасившись алым, проявилось и здесь, принявшись изничтожать духов.

— Что ты теперь сделаешь, когда я стал богом? — Его голос разнёсся по округе подобно грому.

— То же, что и во все прошлые разы, — занёс я меч. — Буду убивать, пока не сдохнешь.

Новорождённый бог засмеялся, но захлебнулся кровью.

Кто бы знал, кто бы знал. Именно смерть Калии дала мне понимание, что можно уничтожить душу. И меч души способен на это.

Мне и нужно-то прикончить всего одну. Мерзкую, гнилую, пропитанную кровью душу.

Да будет так.

Глава 22. Воля

Адам победил.

Ценой своей жизни, своего королевства и всего своего выводка, он победил. Уничтожил меня и мою семью.

Наша битва продолжалась три дня. Или не битва, а, скорее, зачистка. Потому что я оказался прав и смог первым же ударом уничтожить не Адама, а его душу. Осталась пустая, пусть и злобная оболочка, которая пошла в разнос. И вот с ней пришлось повозиться. Тупая, без осмысленных действий, она продолжала стягивать потоки силы, а я, после неоднократного использования меча и всего пережитого, находился на грани.

Но за слова надо было отвечать. Я бил столько раз, сколько потребовалось для его полного уничтожения. Сначала уничтожил тело и основной ствол дерева в мире духов, из-за чего грань между мирами раскололась. После чего призвал бурю и методично выжигал все деревья, всю эту гадость, что собрала жатву с целого королевства. Что странно, дерево сопротивлялось. Поэтому я теперь могу сказать, что уничтожил живой и крайне кровожадный лес. Уничтожал я его не просто так. Припомнив то, как гибли некоторые цивилизации, и то, что это было связано с особыми способностями, наблюдая за тем, как ведёт себя лес, — пришёл к выводу, что, возможно, это вид погибели, уготованный для нас.

Было бы наглым враньём сказать, что в тот момент меня волновало спасение мира. Скорее, я пытался справиться с горем, которое обрушилось на меня. Лес — удобный способ выплеснуть боль и гнев.

В конечном счёте дело было сделано, и я вернулся домой, настолько измождённый, что стоило увидеть своих, как по-простому отключился и провалялся в отключке двое суток. За которые вокруг успели навести порядок.

А очнувшись, я убедился, что да, Адам уничтожил и меня, и мою семью.

Как это вышло, станет понятнее, если представить себе того, который пытается обнять одного любимого человека, при этом видя своим проклятым глазом во всех деталях смерть другого.

Объятия не получатся. Как и поцелуи. Как и занятие любовью.

Когда я подошёл к Лилии, нашей с Калией дочери, мой и без того кровоточащий глаз залил меня кровью. Я знал, что теперь нужен дочери, как никогда, но…

Я обычный человек. У всего есть пределы, и меня сломало, разбило на осколки. Не выдержав, я ушёл из дома, нашёл место, которое никак не было связано с семьёй и уселся на краю обрыва, на котором сидел по сей день.