Читаем Ученик чародея (Часть 1-6) полностью

- Да пребудет с "ДГ. 1" благословение господне, - торжественно проговорил Жансенс. - Исполнители этого святого дела заслуживают высшей награды, брат Язеп, - выше которой уж ничего не может быть... - с ударением повторил кардинал. И, недовольный непонятливостью Ланцанса, пояснил: Человек слаб, брат мой. Смогут ли понять сладость страдания те, кого вы посылаете на это дело? Не проявят ли они слабости, не начнет ли их греховный язык говорить то, что должно остаться тайной? И не наша ли обязанность избавить их от греха измены делу церкви.

Наконец-то Ланцанс понял, что имеет в виду генерал Ордена!.. Убить Ингу Селга?! До этой минуты ему казалось, что он свыкся с мыслью об окончательном исчезновении Инги и даже как будто был рад тому, что она далеко и никогда не вернется. Но теперь, когда ее исчезновение навсегда ощутилось как реальность, - ему стало не по себе. Эти сомнения мучили Ланцанса все время, что он сидел в самолете, отвозившем его из Рима на север, в штаб-квартиру Центрального совета и даже тогда, когда он ждал прихода Шилде, вызванного для того, чтобы выслушать новый план рижской диверсии. И только тогда, когда все было уже сказано, обсуждено и утверждено, Шилде сам задал епископу вопрос:

- А что, по-вашему, делать им всем - Квэпу, Селга и Силсу - после операции?

Епископ, избегая встретиться глазами со взглядом Шилде и судорожно шаря руками под нараменником, сказал:

- Не будут ли они достойны высшей награды, высшей из высших?

- Что можно им обещать лучшее, нежели возможность вернуться сюда? Вечное блаженство!

- Вы правы, тысячу раз правы! - обрадовался Ланцанс такой понятливости собеседника. - Где же больше подлинного богатства и где есть блаженство сладчайшее, чем на небесах?!

- Жаль терять хороших агентов... Но... может быть, вы и правы... Шилде задумался. - Вы говорите: так будет покойней им и нам?..

- Во имя отца и сына, - негромко закончил Ланцанс.

Но через день, к негодованию епископа, Шилде сообщил, что у него нет человека для выполнения такого дела.

- А ваш хваленый Силс? - спросил Ланцанс.

- Чтобы Квэп убрал Селга, Силс убрал Квэпа, а... кто уберет Силса... Нет. Нет! Это наделало бы столько шума!..

- Что же вы предлагаете? - упавшим голосом спросил епископ.

- Ищите исполнителя.

После некоторого размышления Ланцанс сказал:

- Хорошо, Селга я беру на себя... А Квэп и Силс?

- Постараюсь что-нибудь сделать. Хотя должен сознаться: жаль терять Силса, он мог бы пригодиться для большего.

- Воля господня!

79. КВЭП, ИНГА, СИЛС И ГРАЧИК

Оба взрывателя были уложены в коробку и по виду представляли собою теперь то, что в парфюмерной торговле именуется "набором": духи, пудра, крем. Но вместо пудры и крема в нарядных складках атласа покоились тетриловые запалы. Они будут вложены в заряды, заряды - в часы на опорах певческой трибуны новой эстрады в Межипарке. В нужное время механизм в часах замкнет ток и приведёт в действие взрыватели, от них сработает взрывчатка. Взрыв произойдет ровно в шестнадцать часов, когда шесть тысяч детей-певцов заполнят трибуну и двадцать две тысячи юных зрителей рассядутся на скамьях просторного амфитеатра в лесу. Инга следила за тем, как толстые пальцы Квэпа с обгрызенными ногтями укладывали в атлас обе коробочки - картонную и фарфоровую, перевязанные ленточками. Ленточки были красные, веселые. Бантики топорщились так, что до них жалко было дотронуться, чтобы не помять. Инга думала о таких же веселых красных ленточках на головах десяти тысяч девочек на стадионе... Взрыв произойдет, когда будет играть оркестр. Трубы веселого пионерского марша заглушат звук взрыва - небольшого, но достаточного для падения певческой трибуны. Остальное сделает паника. Пять лет Ингу учили тонкостям диверсий. Десять тысяч задавленных - это должно было быть для нее праздником! Но сейчас, когда она представила себе эти тысячи белокурых, рыжих и черных косичек, подвязанных красными ленточками, когда она представила себе десятки тысяч мальчишеских ног, спешащих по проходам... Она даже мысленно страшилась досказать фразу. Это было святотатством. Ей стало холоднее, нежели в самую суровую зимнюю стужу; хотелось закрыть лицо и кричать от ужаса. Но напротив нее за тем же столом сидел Квэп. Сколько бы он ни смотрел на Ингу, он не должен был заметить, что ее пальцы дрожали, когда она пододвинула к себе коробку с "парфюмерным набором", чтобы завернуть в бумагу с рекламой Главпарфюмера.

- Это тоже будет храниться у тебя, - сказал Квэп, кладя перед Ингой две плитки шоколада. Инга небрежно сунула их в сумочку. Она знала: до тех пор пока в зарядах не было взрывателей, они были безопасны. Плоские заряды было легко положить к задней стенке корпуса часов, вплотную к колонне устоя трибуны. Когда с "шоколада" будет снята цветная обертка, металлическая фольга почти не будет заметна внутри часов.

- Вы так и не передали мне явки на тот случай, если что-нибудь произойдет, - сказала Инга, - со мной... или с вами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза