Учение о цвете

Если мы станем рассматривать предмет в отношении к нему самому и к другим предметам, не чувствуя непосредственно ни влечения, ни отвращения к нему, мы скоро окажемся в состоянии со спокойной внимательностью составить себе довольно ясное понятие о нем, о его частях и его отношениях. Чем дальше ведем мы эти размышления, чем больше предметов связываем мы друг с другом, тем больше развиваем присущий нам дар наблюдательности. Если мы умеем применять эти значения к себе в своих поступках, мы заслуживаем эпитета «умный». Для каждого хорошо организованного человека, умеренного от природы или наученного обстоятельствами знать меру, такой ум не представляет ничего трудного: жизнь на каждом шагу наставляет нас. Но если наблюдатель должен именно эту острую способность суждения применять к испытанию скрытых явлений природы, если в мире, где он как бы одинок, он должен следить за малейшим своим шагом, остерегаться всякой поспешности, вечно иметь перед глазами свою цель и тем не менее даже в пути не упускать из виду какого-нибудь полезного или вредного обстоятельства; если и там, где его нелегко проверить кому-либо другому, он должен быть своим собственным строжайшим судьей и при самых ревностных усилиях с недоверием относиться к самому себе, то каждый видит, как строги эти требования и как мало надежды на полное их осуществление, ставятся ли они другим или себе. Однако эти трудности (можно даже сказать – эта гипотетическая невозможность) не должны мешать нам делать возможное; и, во всяком случае, мы уйдем дальше всего, стараясь ознакомиться в общих чертах со средствами, с помощью которых выдающиеся люди сумели расширить науки, точно отмечая уклонения, на которых они заблудились и по которым за ними иной раз в течение столетий следовало большое число учеников, пока позднейший опыт не возвращал наблюдателя на правильный путь[80].

Что опыт – как во всем, что предпринимает человек, так и в физике, о которой я здесь преимущественно говорю, – оказывает и должен оказывать величайшее влияние, этого никто не будет отрицать; равным образом и у душевных способностей, посредством которых эти данные опыта воспринимаются, сопоставляются, упорядочиваются и развиваются, не станут оспаривать их высокой и как бы творчески независимой силы. Но как добывать эти данные опыта и как извлекать из них пользу, как развивать наши способности и как их применять, это не может быть столь же общеизвестным и общепризнанным.

Как только внимание людей, обладающих свежими, живыми чувствами, обращено на предметы, они оказываются склонными и способными к наблюдениям. Я имею возможность наблюдать это с тех пор, как работаю над учением о свете и цветах и иногда беседую о том, что особенно интересует меня в настоящую минуту, с людьми, которым эти вопросы вообще чужды. Стоило только возбудить их внимание, и они замечали явления, которых я отчасти не знал, отчасти проглядывал, и этим вносили часто поправки к чересчур поспешно принятой идее, даже давали мне повод делать более быстрые шаги и выступать из той ограниченной сферы, в которой нередко держит нас кропотливое исследование.

Таким образом, можно сказать, что здесь, как и во многих других человеческих предприятиях, только интерес многих, направленный на одну точку, может создать что-либо выдающееся. Здесь становится очевидным, что зависть, которой так хотелось бы отнять у других честь открытия, – что неумеренное желание разработать какое-либо открытие только на свой лад являются и для самого исследователя величайшей помехой.

До сих пор я извлекал слишком хорошие результаты из моего метода – работать совместно с другими, чтобы не продолжать такой работы и дальше. Я в точности знаю, кому я обязан тем-то и тем-то на своем пути, и для меня будет радостью открыто заявить об этом в будущем.

Но если уже просто внимательные от природы люди в состоянии принести нам так много пользы, на сколько же шире должна быть эта польза, когда сведущие люди работают рука об руку! Уже сама по себе всякая наука представляет собою такую огромную величину, что поддерживает много людей, тогда как ее не может поддержать ни один человек. Можно заметить, что знания, словно заключенная в русло, но живая вода, мало-помалу поднимаются до известного уровня, что прекраснейшие открытия были сделаны не столько людьми, сколько временем и что как раз очень важные вещи были осуществлены одновременно двумя или даже несколькими искусными мыслителями. И потому, если в первом случае мы столь многим обязаны обществу и друзьям, то здесь мы еще больше обязаны миру и веку; и в обоих случаях мы должны признать, не боясь преувеличений, до какой степени необходимы обмен мыслей, помощь, напоминание и возражение, чтобы удержать нас на верном пути и подвинуть вперед.