Учение о цвете

Воображение и остроумие, которые, взятые в отдельности и примененные к рассеянным предметам, могут быть скорее опасны, чем полезны какой-либо науке, являются тем не менее главными орудиями, с помощью которых гений захватывает дальше того, что обычно является человеческим пределом. Если, таким образом, есть люди, делающие довольно точные наблюдения, и другие, упорядочивающие и определяющие познанное, – и мы должны очень серьезно относиться к работам этих людей, так как и сами они взяли на себя очень серьезную задачу, – то тем легче можем мы отнестись к третьему классу, к которому принадлежат прежде всего ваши друзья, все вместе шлющие вам сердечный привет. Будьте здоровы и не сомневайтесь в том, что и для нас наука, близкая вашему сердцу, является серьезным делом; и если вы привезете нам с собой интересные наблюдения, вы, наверное, не истолкуете превратно наших попыток связать новое с тем, что знакомо нам; мы же, в случае если бы наш душевный пыл завел нас слишком далеко, охотно послушаемся предостережения, вовремя останавливающего нас.

Гипотеза [78] (около 1790)

Для того чтобы какая-нибудь наука сдвинулась с места, чтобы расширение ее стало совершеннее, гипотезы так же необходимы, как показания опыта и наблюдения. То, что наблюдатель с точностью и тщательностью собрал, что сравнение в уме кое-как упорядочило, то философ объединяет одной точкой зрения, связывает в одно целое и создает таким путем возможность обозреть и использовать всё. Пусть такая теория, такая гипотеза будет только вымыслом, – она приносит тем не менее достаточно пользы: она учит нас видеть отдельные вещи в связи, отдаленные вещи – в соседстве, и таким только путем становятся явственными пробелы знания. Обнаруживаются известные отношения, которые ими не объясняются. Именно это и привлекает внимание, заставляет прослеживать эти пункты, которые являются самыми интересными как раз потому, что они раскрывают совершенно новые стороны; но важнее всего то, что гипотеза возвышает душу и возвращает ей эластичность, как бы похищенную у нее отдельными разрозненными данными опыта. Гипотезы в учении о природе то же, что в морали вера в Бога, во всем – бессмертие души. Эти возвышенные чувства соединяют в себе все, что есть вообще хорошего в человеке, возвышают его над самим собою и ведут его дальше, чем он пришел бы без них.

Несправедливо поэтому жаловаться на изобилие теорий и гипотез; напротив, чем больше их создается, тем лучше. Это – ступени, на которых надо давать публике лишь самый короткий отдых, чтобы вести ее затем все выше и дальше. В этом смысле я считаю совсем не лишним отважиться еще на одну теорию относительно возникновения Земли, теорию, которая, правда, не нова, но все же приводит кое-что в новую связь… В теории электричества я склонился в пользу учения о двух материях не для того, чтобы принять чью-либо сторону, но исключительно с философской целью обратить внимание читателя на эту теорию. Мне очень хотелось бы не быть превратно понятым. Я рассматриваю такие гипотезы в физике исключительно как удобные образы, облегчающие представление целого. Тот способ представления, которым достигается наибольшее облегчение, является наилучшим, как бы он ни был далек от истины, к которой мы с его помощью пытаемся приблизиться. Посвященные пусть решают, связаны ли с моей гипотезой такие преимущества.

Эксперимент как посредник между объектом и субъектом [79] (1792)

Как только человек замечает вокруг себя предметы, он рассматривает их в отношении к самому себе, и с полным основанием: вся его судьба зависит от того, нравятся ли они ему или нет, привлекают ли его или отталкивают, приносят ли ему пользу или вред. Этот вполне естественный способ рассматривать и оценивать вещи кажется таким же легким, как и необходимым, и тем не менее человек подвержен при этом тысяче заблуждений, нередко повергающих его в стыд и отравляющих ему жизнь.

Несравненно более тяжелое бремя берут на себя те, чье живое влечение к знанию направлено на наблюдение предметов природы самих по себе и в их взаимоотношениях: они скоро чувствуют недостаток в мериле, которое приходило к ним на помощь, когда они, как люди, рассматривали вещи по отношению к себе. Им не хватает мерила удовольствия и неудовольствия, притяжения и отталкивания, пользы и вреда; от него они должны всецело отречься, должны искать и исследовать в качестве равнодушных и как бы божественных существ не то, что нравится, а то, что есть. Так, истого ботаника не должны трогать ни красота, ни полезность растений, он должен исследовать их образование, их отношение к остальным членам растительного царства; и как солнце одинаково вызывает к жизни и освещает все эти растения, так и он должен спокойным оком созерцать и обозревать их все и мерила для этого познания, данные для оценки брать не из себя, а из круга вещей, которые он наблюдает.