Учение о подобии

Одним их таких случаев, прежде всего, является классовая борьба в форме гарантированного рабочим права на забастовку. На сегодняшний день единственным субъектом права, наряду с государствами, Является, пожалуй, организованный рабочий класс, у которого есть право на насилие. Относительно такого взгляда, однако, имеется возражение, заключающееся в том, что отказ от выполнения действии, не–деяние, чем в сущности и является забастовка, вообще не может быть названо насилием. Именно этот ход мысли, вероятно, облегчил государственной власти решение допустить право на забастовку, когда этого уже невозможно было избежать. Но право это не является неограниченным, потому что оно не безусловно. Конечно, неисполнение действия, а также служебной обязанности там, где таковое просто приравнено к «разрыву договорных отношений», может быть совершенно ненасильственным, чистым средством. И если с точки зрения государства (или права) в случае права рабочих на забастовку речь идет не о праве на насилие, а скорее об ограничении опосредованного насилия со стороны работодателя, то, действительно, возможно такое событие забастовки, которое соответствует этому понятию и демонстрирует только «отказ» и «отчуждение» от работодателя. Однако момент насилия, а именно, в форме шантажа, непременно привносится в акт отказа от выполнения действий в тех случаях, когда оно сопровождается принципиальной готовностью возобновить деятельность, от исполнения которой воздерживаются, при определенных условиях, не имеющих с нею вообще ничего общего или же только внешне модифицирующих ее. И в этом смысле с точки зрения рабочего класса, прямо противоположной точке зрения государства, право на забастовку представляет собой право применять насилие для достижения определенных целей. Противоположность обеих точек зрения проявляется со всей остротой перед лицом всеобщей революционной забастовки. В случае таковой рабочий класс всякий раз будет ссылаться на свое право на проведение забастовок, однако государство назовет эту ссылку злоупотреблением, так как право на забастовку якобы не имелось в виду «таким образом», и отдаст специальные распоряжения. Ибо ему никто не запрещает заявить, что одновременное проведение забастовки на всех предприятиях противозаконно, так как оно не вызвано в каждом случае конкретным поводом, который был бы предусмотрен законодательством. В этом различии интерпретаций выражается объективное противоречие правового положения, по которому государство признает такое насилие, к целям которого оно по временам безразлично, как к целям естественным, но в крайнем случае (при всеобщей революционной забастовке) занимает по отношению к ним враждебную позицию. Тем не менее, хотя это и кажется на первый взгляд парадоксальным, при определенных условиях насилием является и поведение, сопровождающее осуществление любого права. А именно: любое поведение, когда оно активно, следует называть насилием, если оно осуществляет предоставленное ему право, чтобы свергнуть правопорядок, дающий ему же это право, когда же оно пассивно, его также следует называть насилием, если оно — в смысле представленного выше соображения— является шантажом. Поэтому свидетельством реального противоречия в правовом положении, а не логического противоречия в праве, будет то, что, в определенных условиях государство считает действия бастующих насилием и противостоит им насильственным путем. Ибо в забастовке государство сильнее всего прочего опасается той самой функции насилия, к определению которой данное исследование стремится как к единственно надежному фундаменту критики насилия. Если бы насилие, чем оно на первый взгляд и кажется, было просто средством непосредственного овладения чем–то, чего в данный момент домогаются, то оно достигало бы своей цели как грабительское насилие. Оно было бы совершенно непригодно для установления или модификации относительно устойчивых правовых отношений. Забастовка, однако, демонстрирует, что насилие на это способно, что оно в состоянии устанавливать и модифицировать правовые отношения, в каком бы оскорбленном положении ни оказалось при этом чувство справедливости. Можно сразу же возразить, что таковая функция насилия является случайной и единичной. Рассмотрение военного насилия поможет отвергнуть это возражение.