Поэтому вполне правомочен вопрос: а является ли все это арабским? Ведь сами арабы на завоеванных ими территориях ничего не создавали. Да, в IX веке при халифе аль-Мамуне в Багдаде действительно была создана своего рода академия наук — «Дом Мудрости», который возглавил крупнейший математик и астроном Хорезми. Здесь работали многие видные ученые разных национальностей и вероисповеданий, и на рубеже VIII–IX вв. Багдад стал интеллектуальным центром «арабской» империи. Но сами ученые (а это — Хорезми, Фергани, Фараби, Ибн Сина, Бируни, Мукаффа, Раванди, Закарийя ар-Рази, Кинди и др.), имена и труды которых арабы себе присвоили, назвав «арабскими», не были арабами, а были персами, таджиками, казахами, узбеками, азербайджанцами, индийцами, сирийцами и др. Каким же образом тогда все это стало арабским? Дело в том, что важнейшее место в деятельности среднеазиатских ученых того времени (точнее сказать, второе место после научных исследований) занимали переводы древнейших философских текстов и новых научных трудов на арабский язык с единственной, как оказалось впоследствии, целью — присвоения многих из них арабами. Определение культуры всего средневекового Ближнего и Среднего Востока как «арабской» или «мусульманской» приводит к игнорированию богатой духовной истории покоренных арабами народов, их вклада в мировую цивилизацию.
В то же время следует отметить, что многие ученые по своему вероисповеданию не были мусульманами, даже если официально признавали себя таковыми, а точнее вынуждены были (под угрозой смерти) с этим соглашаться. Так, например, в 922 году (при халифе Мутаваккиле) на центральной площади Багдада был казнен Ибн Халладж. Другой пример — смерть Ибн Мукаффы, крупнейшего ученого, талантливого писателя, незаурядного политического деятеля, написавшего ряд сочинений по социально-политическим вопросам («Наставление для великих дел», «Наставление для малых дел» и др.). Формально признавая ислам, Мукаффа оставался зороастрийцем и был казнен при халифе Мансуре. Смертью карали и других отошедших от исламской ортодоксии. А труды тех, кого духовенство объявляло еретиками и вероотступниками — Мукаффы, Наззама, Раванди, Рази, Кинди — открыто сжигались на площадях.
Как отмечает исследователь персидско-таджикской литературы Е. Э. Бертельс, если при дворе Мамуны еще позволялось некоторое свободомыслие (на устраиваемых диспутах выступали представители разных религий, среди которых были и ученые-зороастрийцы, сурово критиковавшие иудаизм, христианство и манихейство), то с приходом к власти халифа Муктадира был взят твердый курс на укрепление ортодоксального суннитского ислама. В X веке представители не только других вероучений, но и вообще все свободомыслящие люди стали подвергаться преследованию. Сохранился любопытный памятник — книга «Рассеивающий сомнения трактат», написанная около середины IX века неким Мардан Фаррухом, сыном Ормазддада, который не только критикует упомянутые выше религии, но и решается нападать даже на ислам, хотя делает это осторожно, не называя прямо объекта своей критики.
Не всегда мирное, а зачастую насильное распространение ислама коснулось и жителей казахстанских степей. Но, как свидетельствуют исторические источники тех времен, свободолюбивые тюрки-кочевники очень плохо принимали ислам и были грозной военной силой на границе халифата в IX–X веках. Так, например, известно такое изречение, приписываемое Мухаммеду:
Все это обозначило еще один этап в истории и культуре казахского народа, на этот раз этап, связанный с вопросом выбора религии, а правильнее сказать, ее насаждения. Религии, которая была совершенно чужда вольному степному казаку и не имела ничего общего ни с его предками, ни с его миропониманием, ни с его восприятием жизни.