Первая гадюка кинулась, когда маленькая девочка была еще у отчаявшегося родителя на могучих руках; он в свою очередь совершенно себе не представлял, как в создавшемся положении надлежит ему поступить, и, оторопелый, пришедший в состояние полной растерянности, застыл на пороге дверного проёма, не зная, что будет лучше, – шагнуть вперед либо же попытаться пробиться назад. Как бы там ни было и что бы ему в итоге не думалось, он успел среагировать на десять первичных бросков и пинками откинул отвратительных гадин в разные стороны; далее, натренированный мужчина (недаром он долгое время проводил, часами занимаясь в спортивном зале) начал остервенело прыгать на ядовитых противниц, упавших поблизости, и, наступая оголенной пяткой (тапки утерялись в самом начале ожесточённой битвы), незамедлительно добивался жестокого расщепления не настолько уж и прочного змеиного черепа. Между тем, каким бы он ни был могучим и ловким, число ворвавшихся пресмыкающихся, за единственное мгновение словно бы обезумевших, превосходило его напавшим количеством в несколько сотен раз, поэтому усердно оборонявшийся хозяин, откидывавший от себя одну присосавшуюся гадину вслед за другой и впоследствии нещадно топтавший их продолговатыми, «железными» сто́пами, попеременно был облеплен ими, начиная от пояса, в дальнейшем продвигаясь вдоль всех накаченных ног и доходя впоследствии до самых до пят, являющихся сейчас и основным, и наиболее грозным оружием; иными словами, в какой-то момент он, без сомнений, почувствовал, что белковый яд, в неисчислимом объёме введенный под кожу, постепенно распространяется вдоль всё более устающего тела и отнимает у него невероятно необходимые силы; в итоге, потихоньку ослабевая и теряя контроль над безвольно поникшими членами, угнетенный отец, страдавший как физически, так в том числе и морально, обессиленный, опустился на оба колена и, всё менее оставаясь способным активно сопротивляться, вынужденно поставил перепуганную малышку на половое покрытие; практически ничего уже не соображая, он предоставил очумевшим сущностям жалить себя в самую полную меру, впиваясь в сильное мужское туловище, кусая по всей его внушительной площади и не оставляя на нём ни единого свободного места. Через пару минут, вконец посинев и обретя внешнюю окраску, сравнимую с переспевшей, набухшей сливой, он обреченно повалился, обездвиженный впрыснутым ядом и скованный им по рукам и ногам, неприятно ткнулся лицом в гладкий, отполированный пол, отличавшийся и дорогим, и завидным ремонтом, а по прошествии непродолжительного мгновения, мертвый, затих, молчаливо расставшись с молодой, несостоявшейся полностью, жизнью.
Может показаться и странным, и удивительным, но на застывшую малышку, погруженную в состояние нервного ступора, омерзительные гады так ни разу и не покусились, и жалить, к неописуемой удаче, не кинулись; напротив, когда ее покойный родитель остался лежать, не подавая признаков жизни, словно бы по чьей-то негласной команде, они собрали́сь единым шипящим потоком и в строгой последовательности двинулись прочь, удаляясь из комфортабельного жилища и следуя тем же самым непривлекательным путем, какой непродолжительное время назад использовали для массированного «чужого» проникновения, непостижимого никакими разумными мыслями и ранее просто невиданного.
Глава I. Тревожный вызов