Участковая, плутовка и девушка-генерал

Она ещё не дождалась положительного ответа, а уже хватала подъемное приспособление, приставляла его к нижнему окончанию чердачного свода (лестница оказалась точнее-точного впору), после чего, взглянув на вторую соучастницу и кивком беспечной головушки предложив ей «Делай, как я!», начала энергично карабкаться кверху. Другая проказница не заставила себя долго упрашивать и, едва деятельная приятельница скрылась за незакрытой створкой, воспользовалась ненавязчиво предложенным приглашением; менее чем через полминуты она присоединилась к беззастенчивой ловкачке, ничуть не отягощенной непримиримыми муками совести.

– Я уже здесь!

– Тс-с, «лять», – приглушенно зашипела плутоватая бестия, придавая и без того волнительной обстановке ещё гораздо большей загадочности; она присела на корточки и, передвигаясь «гусиным шагом», осторожно стала перемещаться, успешно маневрируя среди складированных навалом вещей, – говори, пожалуйста, тише, не то вдруг вернувшийся хозяин нежданно нагрянет, а тут мы – такие! – к нему домой вдвоём забираемся.

– Хорошо-хорошо, я всё поняла, – пристраиваясь следом и двигаясь по предложенному маршруту, полушепотом заверила Палина – и тут… внезапно наткнулась на разом «застывшую» спину.

– У-у… – Лисина хотела было уже применить не излюбленное словечко, а разразиться непривлекательной нецензурной бранью, но быстро поняла, что в сложившейся ситуации виновата сама, поэтому ограничилась лишь вполне естественным замечанием: – Поаккуратнее на крутых поворотах – смотри, куда «едешь»! Глянь-ка, – перешла она к моменту, привлекшему ее бдительное внимание и заставившему резко остановиться, – кажись, я наткнулась на верхний люк, ведущий в жилые покои. Как считаешь: стоит ли нам его приоткрыть, то есть, а не попробовать ли осмотреться внутри?

– Чтобы быть полностью уверенными, что живущий здесь дядечка не злобный губитель-маньяк и что поселись ты у него – тебе не будет угрожать никакой серьёзной опасности, – сама того не зная, словоохотливая собеседница подсказала пронырливой бестии резонное объяснение, и наиболее правдоподобное, и самое правильное.

– Не перестаю тебе изумляться, Люба, – поражённая плутовка в очередной раз легонько присвистнула; одновременно она приподнимала деревянную западню и отодвигала ее немного в сторонку, – рассуждаешь чисто по теме – ты прямо читаешь мои сокровенные мысли! – позабыв про прежнюю осторожность, она прибавила голосу дополнительных интонаций; но… услышав подозрительные шумы, доносившиеся снаружи, очень похожие на человеческую речь и прозвучавшие от ветхой избушки в непосредственной близости, встревоженная красавица мгновенно осеклась, по-тихому передвинулась к боковой застрехе, свисавшей над самым входом; далее, выглядывая в широкую щель, она стала внимательно разглядывать прилегающее снаружи пространство.

Чтобы преданная спутница, старавшаяся повторять едва ли не каждое движение, не трогалась с места, предупредительная разведчица, не поворачиваясь, выставила назад одну из двух рук, слегка приподняла ладонь, как бы изображая запретительный знак, а убедившись, что сообразительная приятельница застыла в неподвижной, полусидящей позиции, начала ещё и бдительно вслушиваться. Буквально через пару минут к неказистому домишку приблизились двое незнакомых мужчин, одетых в темные одежды и прикрывавших головы – один американской бейсболкой, второй простецкой, бандитской, кепкой; оба они имели одинаковое, физически сильное, телосложение, но из-за прикрытых лиц различить их внешние очертания у наблюдавшей девушки пока что не получилось.

– Послушай, «братан», – обращался «американец» (по крайней мере так его первоначально прозвала чрезмерно деловая плутовка), – а помнишь далёкие «девяностые», когда ты, желая «влегкую» заработать, «завяз» у нас на Украине в одном «стрёмном» и крайне опасном деле? Ты, Бирюк, – очевидно, он называл другого по присвоенному преступному прозвищу, – тогда очень много задолжал, причем нашим самым отчаянным хлопцам, а еще и угодил в непривлекательные тюремные застенки, где тебя совсем уже собирались убить, где, между прочим, тебе был вынесен суровый «пацанский приговор» и где тебе не было оставлено никакого иного выхода, как либо полностью расплатиться, либо, «опущенному», постыдно, позорно сдохнуть, – он ненадолго замолчал, словно дожидался униженного раскаяния, ну, или хотя бы простого ответа; но, ничего так и не дождавшись, говорливый «эмигрант» ознаменовался провокационным, щекотливым вопросом: – Вспоминаешь ли ты сейчас: кто именно в то лихое время посмел за тебя вступиться и кто конкретно помог тебе уклониться как от исполнения долговых обязательств, так и от применения неотвратимого наказания, изощрённого и жестокого, но, в сущности, справедливого?