Про конфеты сообразила как-то спонтанно. Купила нужные ампулки, накачала конфетки. Ну и что такого? Всё равно никто ничего не докажет, а может вообще ничего не будет. Решила рискнуть, и рискнула.
Пошла в мастерскую, чтобы, возможно уже окончательно решить, что будет дальше. Лозовой, без изменений - холодный как айсберг. Не получилось растопить эту бесчувственную глыбу, хоть и деньги вернула. А он, как будто даже не порадовался. Но зато конфетки оставила. Пусть покушают…
И будь что будет.
Только разложилась пообедать, звонок в дверь. Подошла к глазку:
- Полиция, откройте!
А что, она ведь ни сделала ничего. Открыла, мужик толкнул её к стене, повернул, заломил руки за спину.
- Вы арестованы!
- Чего?! За что?! – возмутилась Лиза.
- Покушение на жизнь человека.
Второй нырнул мимо, прошел по кухне, открыл мусорное ведро, а там прямо сверху - коробка конфет. Вот же гадость, не могла по дороге выбросить?
Лиза вздохнула и пошла куда повели.
На допросах, Лиза много чего говорила. О своей любви к Лозовому, и об этой белобрысой лохудре. О себе – непонятой, непризнанной, и одинокой.
Много улыбалась следователю. Он даже понравился. Такой суровый, крепкий, с глазами голубыми, голубыми, с отпечатками мужества на лице, в виде шрамов. Уже на втором круге допроса, Лиза почувствовала, что влюбилась в прекрасного, умного, молодого и такого внимательного следователя.
И потом, всё что она говорила, уже не касалось Лозового, а вся любовь Лизы повернулась совершенно в другую сторону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
Она помнит, как было порой страшно и совсем не верилось в то, что происходит. Помнит, как смотрела на сына, как на лучик света, что указывает правильный путь. И чувствовала, если даже останется одна, она сделает всё, чтобы у него было то, чего не было у неё.
Теперь всё совсем не так. Пусть в сложных обстоятельствах и преодолев невероятные трудности, но этот ребенок оказался спасением от чего-то другого.
Эта маленькая девочка навсегда поменяет их жизнь. С её появлением должно, просто обязано, всё измениться, раз и навсегда. Надя верила в это, потому что нельзя преодолеть столько, пройти этот трудный путь и остаться на том же месте. Это просто невозможно.
Дочка Маша - доказательство любви. Непростой, противоречивой, сопряженной с массой трудностей. Но любви, от которой нельзя убежать, или отказаться. Она догонит и заставит поверить в лучшее будущее. В перемены. И только в хорошее.
Значит, будут жить, строить заново отношения и вспоминать, какой ценой они достались. Просто, нужно не забывать.
Надя ждала, когда в комнату войдёт девушка со свёрточком на руках и подаст ей этот свёрточек. Каждый день медсестра приносила дочь и оставляла её с Надей на пару часов.
- Смотри, уже понимает что-то, - говорила девушка, когда малышка кряхтела и недовольно морщилась, глядя на Надю.
- А она видит меня?
- Конечно, видит. Может пока только размыто, но думаю, силуэты различает. Это же ещё только несколько дней. Ты прямо захотела, чтобы она сразу и видела тебя.
- А когда они начинают различать лица? Что-то я не могу вспомнить.
Девушка задумалась, повернулась, оперлась о подоконник, как будто собираясь побеседовать, сказала:
- Точно не скажу когда именно, но вот в детской, на втором этаже Ванька-отказник лежит так он всех различает. Мне так кажется. Смешной такой. Если кто новый приходит, так ему не нравится. Скривится, заплачет. А когда свои, улыбается.
- Отказник? – озабоченно спросила Надя.
- Да. Тут, у нас в отделении, лежала мамаша его. Лет пятнадцать ей было, или шестнадцать, точно не скажу. Так она от него отказалась. Пока его ещё не забрали. Хотя это и странно. Обычно младенцев быстро забирают, а этот уже второй месяц здесь, а может больше.
- Подожди, это девушка такая тёмненькая, хорошенькая такая, смешливая - Юля? Она? Я лежала с ней в одной палате, на сохранении.
- Наверное она. У нас тут других шестнадцатилетних давно не было. Так мамаша её, такой хай подняла, когда все в отделении девчонку уговаривали ребёнка забрать. Мамаша даже в суд собиралась подавать. Но конечно не подала бы, это так лишь бы попугать. А вообще я не понимаю таких людей. Радовалась бы внучке, а она нет, говорит молодая ещё бабушкой записываться. Смешно.
Надя посмотрела на дочку и улыбнулась.
- Да, я помню эту девушку, - задумчиво проговорила она.
- Ванька, такой хорошенький, ты бы видела. Как такого можно было оставить, вообще не понимаю.
- Да, - Надя покачала дочь и та снова скривила личико, будто недовольна.
- Ты положи её, чего вцепилась, никто не заберёт. Ой, ладно пойду, ещё других детей нужно разнести. Что же я стою.
Девушка вышла, а Надя осталась со своей дочуркой, она положила её в кроватку, что стояла теперь в комнате, села рядом и смотрела на неё. К тому времени Маша уже закрыла глазки и засопела.
Да, ради этого маленького свёрточка, что жмурится и кряхтит, стоило всё это пережить. И хоть Надя, краем уха, слышала что-то про отравление, теперь уже не чувствовала ничего кроме счастья. Уже ничего не страшно. Главное, чтобы доченька была здорова.