Ублюдок, притворись моим парнем...

В общем, в Витроле я находилась уже три недели и тут у меня действительно началась новая жизнь. Новый город, новое жилье, новая работа и новые знакомые. Спокойно и даже уютно. Будучи среди этой приятной новизны, на то, что со мной произошло в Париже я смотрела с другой стороны, будто это произошло не со мной. Таков был этот период затишья. Разве что я спала при свете настольной лампы и никогда не ходила по улице после того, как начинало темнеть. А еще мне порой в кошмарах снилась та ночь, когда в мою квартиру пробрался неизвестный и то нападение в больнице. Именно они вызвали у меня самый сильный страх и только они почему-то стали ассоциироваться у меня с уязвимостью и бессилием. Жутко неприятные воспоминания от которых хотелось избавиться.

Думала ли я о Леон-Гонтране? Да. Наверное, мысли о нем занимали мою голову каждую свободную минуту. Почему-то я постоянно вспоминала о его саркастичной ухмылке и нахальном блеске в серых глазах. Я мысленно прокручивала многие моменты, которые меня связывали с ним и, естественно, я часто вспоминала о том, как он силой меня взял. Мысли лихорадочно разбрасывало в сторону и внизу живота начинало покалывать, когда я в своем сознании воспроизводила моменты близости с этим подонком. И, черт, это было так странно!

Я стала ненавидеть Флавье еще сильнее. Я злилась на него за то, что он никак не покидал мои мысли и я жутко раздражалась от того, что воспоминания об его извращенных играх со мной в той пустой аудитории и о особенно о сексе, вызывали в моем теле какую-то непривычную дрожь, которая позже превращалась в покалывание. Так ведь не должно быть! Леон-Гонтран должен вызывать во мне только гнев, а не еще и эту дрожь.

Позже я пришла к выводу, что все дело в том, что Флавье опытный, а для меня все это было в новинку. Всеми этими извращениями он довел меня до грани и дал почувствовать то, о чем я раньше не знала. Естественно, это отобразилось у меня в памяти.

Все эти бесконечные размышления и невозможность от них избавиться, начали меня очень сильно раздражать и угнетать, но мое ухудшившееся настроение почти сразу заметила женщина, у которой я снимала комнату. Если честно, я забыла, как ее зовут, а поскольку мне было неловко спрашивать об этом спустя три недели после нашего знакомства, я просто называла ее Мадам.

— Ты из-за парня расстроилась? Любовные терзания? — поинтересовалась Мадам, когда я после работы вечером пришла на кухню, чтобы выпить чая. При этом внешне я была похожа на человека, у которого вот-вот начнется депрессия.

— Нет, о любви я сейчас не думаю, — я качнула головой и села за стол.

Слово за слово и вот я уже вместо чая пила с Мадам арманьяк. Как так получилось, я вообще не поняла, но в итоге я знатно набралась. Хотя, эта женщина несмотря на свой пожилой возраст и весьма интеллектуальный вид, выпила в три раза больше.

— Все парни чудовища. Особенно Флавье. Вы его не знаете, но, поверьте, он вообще ужасный. У него невыносимый характер и то, что он делает… — алкоголь развязал мне язык и я стала нести то, что первым попадало на ум и поскольку я в последнее время в основном думала о Флавье, естественно, разговор зашел о нем.

— Я не знаю, о каком Флавье ты говоришь, но нет по-настоящему ужасных мужчин, — Мадам подняла в руки бокал и сделала глоток крепкого напитка. — На каждого такого мужчину должна быть женщина. С ней он не будет настолько ужасным.

Я тут же начала спорить с Мадам и доказывать, что ни одна девушка не сможет почувствовать себя любимой рядом с таким человеком, как Флавье, на что женщина вновь начала мне противоречить. Я так сильно напилась, что особо и не запомнила разговор, но один отрывок нашей пьяной беседы все же отобразился в моей памяти. Мадам говорила о том, что каждая женщина должна знать о том, что она красивая и в этой красоте ее сила. Так же, огромное значение имеет ум. Если девушка не только красивая, но и умная, она знает себе цену и не позволит к себе плохо относиться.

Я не знала пригодятся ли мне слова Мадам, но все равно запомнила их. Эти фразы были очень красивыми, поэтому они как-то сами по себе отпечатались в моем сознании.

Пролетела еще одна неделя, а, значит, вот уже ровно месяц, как я покинула Париж.

Помимо того, что я постоянно думала о том, что со мной случилось, вспоминала о Флавье и в голове прокручивала план мести, который можно будет осуществить только после того, как я смогу докопаться до правды, я все чаще вспоминала о своих друзьях, университете и работе.

Я уже не сомневалась в том, что меня уволили из «Лете». В принципе, это меня практически не тревожило. Да, я поступила некрасиво по отношению к месье Бернуа, когда просто исчезла, но на данный момент это меня меньше всего волновало.