Ублюдок империи

«Я тут неподалеку был, – начал человек, – дай, думаю, осведомлюсь о здоровье молодого Скелы». – «Благодарю вас, мне гораздо лучше». – «Вы еще очень молоды, – продолжал тот, – но я не вижу резонов усматривать в этом слабость вашей ситуации». – «Я не знаю своей ситуации». – «Да, так оно и есть, не знаете, оттого и заболели. Однако выхода из незнания в вашей ситуации, как она есть, не вижу никакого. Сами же на прошлой неделе сказали, что ваше думанье, пока было, держало то, о чем думало. А как думанье кончилось, так и то, что оно держало, ушло. Резко сказано, безапелляционно, но правильно, для того вечера». – «А для сегодняшнего?» – «Для сегодняшнего – неправильно. Оттого и решился вас навестить». – «Следует ли мне ожидать от вас совета или рекомендации?» Скела не замечал, что говорит все более и более в стиле своего собеседника. «Мне кажется, Скела, что ситуация, о которой мы говорим, утеряла свою определяемость смертью, но еще не превратилась в то, что определяется жизнью. Ваше единство с вашей прошлой ситуацией уже сделало вас известным. Если вы выдержите, то и в следующей ситуации достигнете очень многого, здесь вы сможете сделать больше, чем в каком-либо ином месте». – «Но стоит ли выдерживать?» – «Это будет оставлено на ваше собственное усмотрение, и ничье иное». – «Тогда я еще немного подожду», – сказал Скела неопределенно.

Когда он поднял глаза, то услышал, как дверь из передней на лестницу тихо закрылась.

III

Пальцы нежно перелистывали обрезанные золотом страницы, переложенные голубоватой папиросной бумагой. Непривычная латиница делала чтение еще более приятным. Посвящение принцу Каргоду, фельдмаршалу Лимской Империи. На обоих языках, лимском и прозском. Нотки грустной самоиронии. «Покорный и все еще живой слуга Вашего Высочества в ожидании, не тщетном ли, давно обещанного Вашего приезда…» И дальше: «Ах, дорогой принц, я понемногу все более удаляюсь от жаркого духа ристалищ, стареющий кентавр, лениво лелеемый небрежными нимфами…» Каргоду было тогда двадцать девять лет. Интересно, лелеют ли Нольдара небрежные нимфы?

«Откуда взялся этот человек и кто он?» Они сидели на кухне и пили чай. После болезни Скела мог пить чай до бесконечности. «Он – вполне определенное лицо, дядя Яша, сумасшедший нашего подъезда. Он – племянник генерала Гора, расстрелянного по «Делу 132-х», помнишь? (Говорили, что их было 131, но, поскольку это число неудобно склонять, Талакан приказал добавить еще одного.) В те годы Яша был одним из лучших аккомпаниаторов столицы. Себе на беду, он безумно влюбился в самую знаменитую балерину Империи, Рамину, – она была лесбиянка и портила девочек из кордебалета. Когда он об этом узнал, то у него онемела левая рука и пропал слух. Говорили, что он часами наигрывал одним пальцем первые ноты вступления к «Жизели». Словом, совсем свихнулся, что, по общему мнению, его и спасло. Квартиру, конечно, у него забрали, но чтобы не возиться с переселением, дали ему комнатушку в подвале, рядом с котельной. За ним одна Настя, уборщица, присматривает. Мы тоже его подкармливаем, да и приодеваем немного». – «Он сказал, что я должен решать, что делать, а то мне плохо придется». – «А ты боишься?» – «Не очень. Но я знаю, что нового приступа такой болезни, если он случится, я не перенесу».

Часы на этажерке прозвенели пять. Через полуоткрытую форточку вливался весенний воздух, сырой и прохладный. «Как забавно, – улыбнулась Зани, – один мой знакомый сказал, что ты – интеллектуальный выкидыш Империи, а Шакан утверждает, что ты – самопорожденный дух, тоскующий по земле обетованной, но не имеющий языка, чтобы это выразить». – «Я не вижу противоречия в этих определениях, – засмеялся Скела, – хотя с языком будут трудности. Я не желаю выражать себя на прозском, а другого своего языка у меня нет. А что, Шакан часто у тебя бывает?» Он уже забыл, что не может задавать вопросов. «Очень часто, я с ним живу». – «Это надолго?» – «Я хочу с ним остаться как можно дольше. С кем еще мне жить, ведь не с тобой же?» – «В этом я с тобой вполне согласен, – сказал Скела. – Кстати, о языке, а есть английский перевод книги Нольдара?» – «Безусловно, есть, я сама его видела». Уходя, он оставил книгу на столике в передней, откуда ее взял десять дней назад.

Семинар кончился. Собравшись с духом, он поднялся, чтобы подойти к Нольдару, но тот, быстро и весело распрощавшись с красивой дамой в вечернем платье, подбежал к Скеле и, взяв его за обе руки, воскликнул: «Безумно рад, что вы здесь, Скела! Молчальник Скела, нарушивший свой обет ради проповеди моих, боюсь, уже несколько устаревших идей. Надеюсь, что это не единственный нарушенный вами обет. Право же, мне было так стыдно, когда ваша очаровательная подруга рассказала, как вы за три дня выучили наизусть «Обыкновенные дифференциальные». Мог ли я после этого забыть принести вам подписанный английский экземпляр!»