Убить Зверстра

— Хорошо, — согласилась женщина с выбором моих родителей, произнося слова с заметным украинским акцентом. — А я Мария Григорьевна. Да ты, может, меня знаешь?

— Не знаю. Откуда?

— Меня в доме все знают.

— Да? — я присмотрелась внимательнее, стараясь определить, что в ней есть такого примечательного.

— Я всегда дома, — пояснила Мария Григорьевна. — Не хожу никуда, разве во двор выйду да на скамеечке посижу. Жильцы оставляют у меня ключи от квартир. Ох, — пригладила она волосы аккуратным движением рук. — Надобности у людей разные: кто ключи потерял, кто детям в школу боится доверить, чтобы не стащили у них. А соседи по площадке, — она показала на пустую квартиру, — оставляют на случай, если забьется канализация.

Я многозначительно посмотрела в ту сторону, куда она указала. Женщина сразу же откликнулась на это:

— Да-а. Вот нет ее две недели, а я места себе не нахожу. Верите?

— Верю.

Мы стояли в прихожей, но это никого из нас не смущало. Мария Григорьевна не торопилась усугублять гостеприимство, а я и здесь чувствовала себя достаточно комфортно.

Она прикусила язык и с подозрением покосилась на меня.

— А ты, никак, с вестями?

— Да, Мария Григорьевна. Евдокия Тихоновна умерла, — и я рассказала ей все, что не нанесло бы ущерба делу. О рецепте, Васюте и нелепых снах Ясеневой, конечно, умолчала.

— Я человек посторонний, но посчитала своим долгом рассказать об этом тем, кто может передать весть о судьбе Евдокии Тихоновны ее внучке.

— О чем ты говоришь! — воскликнула хозяйка квартиры. — Я ей сейчас же позвоню.

— У вас есть ее телефон?

— А то как же!

Я чувствовала, однако, что в эту сторону мне двигаться не придется, и интуитивно нащупывала, куда же придется.

— Мария Григорьевна, такой деликатный вопрос, — замялась я.

— Про что?

— Не было ли у Евдокии Тихоновны друга, мужчины знакомого, о котором бы она могла беспокоиться в случае своего долгого отсутствия?

— Ухажера, что ли?

— Да нет! Может, она ухаживала за кем-то одиноким, беспомощным. Может, ее попросили присмотреть за больным стариком или инвалидом. Вы не знаете о таком?

— Чего не знаю, того не знаю. Только думаю, что нет такого человека.

— Почему?

— Чтоб ухаживать за кем-то, надо дома не сидеть, — разумно предположила моя собеседница. — А она, почитай, цельными днями дома толклась. Безвылазно. Ну летом, бывало, куда по травы ездила. Травами любила лечиться.

— Ну, и зимой не совсем безвылазно, — заметила я. — Вот же она посещала свою подругу, подрабатывала денег у ее зятя, — только тут я обнаружила, что не знаю имени этой подруги, ведь Васюта — это фамилия ее зятя.

— Это Зойку, что ли?

— Если она теща Васюты, то ее.

— Как же не теща? Теща! Попробовал бы он не жениться на ее Розке, так Федор бы его стер с лица земли. Времена-то были еще партейные. А Федор Ильич Сафронов, Зойкин муж, в большой номенклатуре сидел. Теперь помер уже. А чего им не жить? — рассуждала она о чем-то своем.

— Да. Только неравная у них дружба получается.

— Пусть и за такую спасибо скажет, — отрезала Мария Григорьевна.

— Кто?

— Да Евдокия. Кто же еще? Она всю жизнь за печатной машинкой в приемной у Федора просидела, не перетрудилась. А прислуживать да угождать — это ей по должности полагалось. Ничего тут обидного не вижу.

— А вы дружили с соседкой?

— Так мы в один класс ходили. В школе, — уточнила она. — И Зойка с нами. Потом помогла ей на работу пристроиться к мужу. Да, давно это было… А я так и пропахала всю жизнь возле конвейера. А так, считай, что родня были.

— Сегодня странный вечер, — мне показалось, что сейчас у меня закружится голова.

— Печальный, — подтвердила Мария Григорьевна.

— Я вот еще что хотела спросить, не знаете, в какой аптеке Евдокия Тихоновна покупала лекарство?

— Так в нашем доме за углом своя аптека есть. Там, наверное, и покупала.

— Ее нашли на углу улиц Тихой и Перекатной.

— Постой, постой, — начала припоминать она. — Могла! Там недавно новая аптека открылась, по телевизору о ней передача была, говорили, что самая дешевая в городе. А ветеранам даже скидки дают, пять процентов.

Мы еще какое-то время говорили о пустяках, по сути дела судачили о покойнице. Оказалось, что кроме семьи Васюты да этой соседки она больше ни с кем не общалась. Старые ее сотрудники потерялись из виду: кто постарел и не выходил из дома, кто пристроился по-барски при «крутых» детях, а кто… как и она теперь.

Ни те, ни другие, ни третьи не нуждались больше в знакомстве с Евдокией Тихоновной. Может, не зналась бы с ней и старая подруга Зойка, обошлась бы без ее услуг, да уж больно она тосковала по мужу и топила тоску в беседах с его секретаршей.

Другие соседи по площадке были жильцами новыми, недавно переселившимися из окраин города. Они купили эти квартиры, освободившиеся все тем же естественным порядком.

Вот и весь мой урожай. Не знаю, будет ли с него прок для Ясеневой.

Я вышла на улицу, зная, что поеду не домой и не в магазин, а в больницу, где она меня ждала.

В такое время такси — самый надежный вид транспорта. Увидев «Опель» в шашечках с цифрами 0-64 по бокам кузова, я махнула рукой.

15