Убить Зверстра

Видно было, что она спешила попасть к нему, так как он сказал, что плохо себя чувствует и хочет пораньше лечь в постель. Кроме того, в этот вечер ей предстояло накормить своих прожорливых, как плодожорки, пацанов, оголодавших к тому же на общепитовских харчах в поездке. Хотя какой сейчас общепит? Его нет, в кафе да забегаловках, не говоря о ресторанах, дорого и все деликатесы готовят на кубиках Галины Бланка. Пусть сами и едят эту синтетику! Она была уверенна, что сыновья перебивались всухомятку бутербродами, хорошо, если по утрам пили чай.

Собаки тоже всю неделю сидели без горячей пищи. Теперь надо приготовить им кашу, рыбу да накормить, а то достанется ей за нерадивое отношение к ним.

От усердия шапка у Елены Моисеевны сбилась набок, а на лоб и уши, выбившись из-под нее, упали взмокшие от пота пряди волос. Это с неприязнью отметил Зверстр. Возвращая ей ключи, он пропустил мимо внимания пару опасливых мыслей, не оставивших после себя ни разумения, ни поступка — лишь выжавших в кровь каплю адреналина, от которого гулче забилось сжатое, как пружина, сердце.

Закрывая за посетительницей дверь, он проглотил подступивший к горлу нервный комок и это ему, на удивление, удалось. Давящий шарик спустился вниз по пищеводу, процарапал его когтями острой спазматической боли, и провалился в желудок, разлившись там подрагивающим холодком.

Зверстр посмотрел на часы, отметил, что в запасе у него уйма времени, которое он, все взвесив и ко всему приготовившись, не знал, куда деть. Он снова сел в кресло и, даже не поглядывая больше на экран телевизора, вперил бессмысленный взгляд куда-то повыше него, в стенку.

Ему следовало хорошо отдохнуть, тем более что он заработал сам у себя это право. Он привычно вытянулся в удобном кресле во весь рост, отбросив далеко вперед напряженные ноги и заведя за голову сцепленные замком руки. Все его тело, опиравшееся затылком, точкой седалища да пятками о твердь предметов, приобрело неестественную, устрашающую окаменелость.

На торжественно убранном поле его ожиданий приплясывали мелкие чертенята, выраставшие от его неудержимых мечтаний прямо на глазах. Он вызвал в своих ощущениях гамму прикосновений, прошелся по ней от самых легких, еле заметных, до резких и жалящих, после которых его руки обагряла яркая липкая жидкость, поглощаемая затем разгоряченным ртом. Он создавал из этих осязаний такие диковинные букеты, которые можно было сравнить только со смесью тончайших ароматов или пряных насыщенных запахов, или терпких волнующих благоуханий, какими одни духи отличаются от других. Мысленно он записывал формулы этих сочетаний, создавал новые формулы и опять претворял их в наборы прикосновений, расширяя возможности своих ощущений за пределы того, что могли дать пять каналов, связывающих его с внешним миром. Он творил различные комбинации, варьируя касания не только по интенсивности, но и по длительности. Вот он исполняет глиссандо первого знакомства, пробегаясь подушечками пальцев сверху вниз по обнаженному телу. И замирает, упиваясь страхом жертвы. Теперь прижался передней частью туловища к покрывшейся испариной боли спине, и вонзился в мякоть чужого живота. Далее, не ослабляя захвата, впитывает в себя толчки конвульсий, подстегивая их медленными движениями рук в развороченной утробе.

Зверстр поднимался над воображаемой картиной и созерцал ее астральным зрением со стороны, откуда грудь, спина и бока его несчастного партнера виделись под прямым углом.

Для него не существовало ни дня, ни ночи, ни тьмы, ни света, не было ни снегов за окном, ни цветущих лугов в памяти о прошлом, отсутствовали ароматы, потеряли вкус вещи, ахнув от ужаса, отлетели прочь звуки. Во внутреннем мире Зверстра обитали только прикосновения, их причудливые смеси, их неестественные соединения, мелькающие калейдоскопом впечатлений. Там перемежались разрозненные точки, переживаемые сначала по отдельности, затем они увлекались в вакханалию осязаний большими участками тела, которое затем погружало туда себя целиком.

Так он тешился и час и два, пока в душе не возникло состояние то ли усталости, то ли пресыщения. Оно было подобно окончанию горячего южного дня, проведенного у моря: вот наступил момент, когда истомленное солнцем оцепенение медленно спало, замершая под раскаленным небом жизнь проснулась и продолжается дальше. Прелюдия яростного жара закончилась, волна нетерпения отступила, скопище скачущих демонов угомонилось.

Внутренняя битва, гладко и мягко обволакивающая его судорожной сладостью во всех концах разбухшего, налившегося похотью тела, отгремела. Зверстр наполнился одуряющим душевным спокойствием.