Убить Зверстра

Вообще она умела найти в обычном мире растений, животных, даже неживой природы — примелькавшемся, живущем рядом с людьми — интересные детали, то, мимо чего мы проходим, не придавая ему значения.

Когда сошел снег, она водила меня в посадку и показывала, где может вырасти новый муравейник. Я и старый-то найти не могла!

Вечный круговорот рождения и смерти, обретения и потерь — вот что, наверное, она хотела показать Сухаревой. Человек живет этими циклами, отмечая года. Но есть и другие, более длительные по времени циклы. Рождение и воспитание детей происходит в самом замечательном из них — детородном. И пока он не завершен, все еще можно наверстать, все можно повторить.

Да, но я отвлеклась.

— Видишь, как все хорошо складывается! — обрадовался Дебряков. — Ты меня проводишь, Лена?

Она отрицательно покачала головой.

— Иди, — только и сказала.

В это время в палату вошла местная достопримечательность — садистка Ася — с наполненным шприцом и по-хамски, как ей и положено, заорала:

— Кто здесь Сухарева?

Ясенева отошла от Елены Моисеевны, дав ей возможность самой отреагировать на вопрос.

— Я, — чуть слышно ответила та с ноткой страха в голосе.

— Больная, — припечатала ее Ася. — Оголите локоть, приготовьтесь к уколу! — не сбавляла она темп. — Посторонних прошу покинуть палату! — гаркнула в сторону Дебрякова.

— Лена, я завтра приеду, — пятясь к двери, он несколько раз кивнул головой, видимо, по количеству женщин в палате — я не считала — и, наконец, закрыл дверь со стороны коридора.

Внутривенная инъекция седуксена валила Ясеневу в сон ровно на шесть часов по швейцарскому времени, начиная от момента выхода Аси из палаты. Сухарева же сидела еще с четверть часа та том же стуле, на который ее усадила Ася, так же уставившись в одну точку, недосягаемую для остальных смертных. Пришла пора и мне появиться на сцене.

— Меня зовут Ира, — прервала я грезы о прошлом, из которого ее надо было вышибать чем круче, тем лучше. — Я хочу помочь вам лечь в постель.

И тут же хватко взбила подушку, сбросила покрывало, водрузила подушку в изголовье, отогнула край одеяла.

— Вам ведь хочется спать, не так ли? — я таки научилась навязывать свою волю больным и слабым.

— Хочется? — переспросила Сухарева.

— Да, — безапелляционно заявила я. — Вы будете спать долго, почти до вечера. А когда проснетесь, вам захочется покушать, — я замахивалась на самый расчудесный вариант.

Практически так оно и произошло — Сухарева спала часов семь, и все это время мы боялись находиться в палате, чтобы не потревожить ее.

— Как она в таком состоянии продержалась столько дней? — выразила я свое удивление риторическим вопросом, когда мы с Ясеневой устроились в холле, забравшись на диван с ногами и прикрывшись пледами.

По дивану, по нашим ногам и головам прыгали два забавных котенка, уже значительно подросших, которых кто-то принес в отделение, зная, что одна из врачей — Эмма Иосифовна Бамм, жена областного гинеколога — заядлая кошатница, и обязательно отстоит их право на сосуществование с людьми. Эмма Иосифовна не обманула ожидания неизвестного доброхота и надела на шеи котят противоблошиные ошейники, от чего они выглядели еще забавнее и смешнее. Им дозволялось все, тем более что котята быстро освоили пользование благами цивилизации и отличались щепетильной чистоплотностью. Они ходили в туалет туда же, куда и люди, а после посещения туалета орали благим матом, бегая за дежурной сестрой, пока та не вымывала им лапы и пятачки под хвостиками.

Итак, котята были чистыми, прыгали по нам, а мы рассуждали о счастье и несчастье.

— Сколько дней прошло после трагедии? — свалилась с Луны Ясенева.

— Десять, вчера у них были поминки девятого дня.

— Вот именно. Еще же надо было делать и поминки. Как ей повезло с Дебряковым! Не будь его, страшно подумать, что бы с ней стало.

— Да, уж, — поддержала я разговор классической фразой. — Нашелся бы кто-нибудь из друзей, родственников, знакомых, кто не оставил бы ее.

— Думаю, первые дни ее состояние не было таким тяжелым. Пока детей не предали земле, она ощущала их рядом, не принимая факт смерти. А вот после этого, потеряв возможность заботиться о них, даже мертвых, впала в ступор. Это тяжелое состояние, но спасительное, ибо означает, что нервная система затормозила сползание сознания в сумасшествие.

— Остановилась на грани.

— Да. И только когда она начнет плакать или вспоминать вслух, рассказывать о детях, тогда можно будет сказать, что дело идет на поправку: свершившийся факт осознан, освоен умом и начинается адаптация к новой действительности. Во многом это зависит и от нас, как от ближайшего ее окружения на этом этапе.

Когда она проснулась, было уже темно, и не обнаружив возле себя живых людей, Елена Моисеевна пронзительно и страшно закричала. Мы поспешили в палату. С этого дня и все последующие семь, которые нам оставалось провести в больнице, по ночам у нас горел ночник. Спящую Сухареву мы больше не оставляли одну.