Убить ворона

– Константин Дмитриевич, – обратился он, – нам ведь не столько Чирков теперь нужен, а его круг. А выйти на круг никак не удается. Я уж и МУР подключил, и РУОП. Только вот ФСБ осталось просить. Все, что Чирков рассказывает, все получается, будто он один действует. А за ним ведь – легион. Вот и этот побег – сколько там братвы работало? Да и не в них дело, конечно. Есть кто-то и над Чирковым, я это даже почти знаю…

– Как то есть знаете? – оживился Меркулов.

– Да нет, не знаю, конечно, – испугался Болотов, – догадываюсь только.

Ну не рассказывать же Меркулову про сны.

– А откуда у вас такие догадки?

Болотов совсем запутался и потух. Снова зависла пауза.

– Так что, совсем никакой конкретики? – вернулся Меркулов к начатому разговору.

Болотов покачал головой.

– Сообщников не называет ни в какую?

– Его так просто не разведешь. Я и под простака работал, и грозил, и сулил, и с психологией всякой подбирался… Не получается. Все в одиночку. С первого дела…

– С крысы? – тонко улыбнулся Меркулов.

– С крысы, – простодушно вздохнул Болотов.

Оба опять замолчали. Меркулов незаметно взглянул на часы.

– Хотя подождите, – встрепенулся Болотов. – Они крысу вдвоем ухандокали. Виноват. Умертвили крысу они вдвоем.

Меркулов с подозрением посмотрел на Павла.

– Я говорю, – в возрастающем возбуждении продолжал Болотов, – и крысу и шоколад они вдвоем…

– С кем вдвоем?

– С другом.

– С друзьями?

– Да нет, с другом каким-то, не с друзьями. Он все время друга поминал какого-то, я его переспрашивал, один это или разные, но он все отмахивался, я думал, это несущественно…

– Как то есть несущественно?

– Да он же все больше на всякие страсти нажимал, как у него там крыса околевала, как он шестерых в полчаса уложил… А друг – так, фоном шел, если только в полслова обмолвится. Я вот сейчас и думаю: если это один и тот же друг – с детдома еще, – так, наверное, это очень сильные связи…

– Да что там, – опять поскучнел Меркулов, – из детдома девочки идут на панель, а мальчики в мелкое хулиганство. В этих садках большая рыба не выводится.

– Да знаете, – в решительном исступлении продолжал Болотов, – он об этом друге с таким респектом говорит, что он, дескать, с ним, с этим другом, советуется во всем, во всем его слушает. Даже с крысой…

– Да господь с ней, с крысой. Значит, в каждом слове уважение…

– Да-да, именно уважение, даже подобострастие какое-то. А между тем Чирков ни перед кем шапки не ломает, это всем известно, а здесь вдруг такое почтение. Как же я раньше-то не подумал…

– Да… – Меркулов отхлебнул от чашки, – надо было вам на этом моменте раньше сконцентрироваться. Впрочем, и сейчас время не упущено.

Меркулов взглянул в простодушную, вспотевшую мордаху Болотова.

– Вы не будете возражать против моего присутствия на следующем допросе?

– Да как же возражать… – Болотов смешался, – я сам вас об этом просить пришел.

– Хорошо, что не успели. А то я бы, пожалуй, отказал, – усмехнулся Меркулов.

Болотов тяжко вздохнул. «Бездарность я», – подумал он понуро.

Глава 39. СЛЕЖКА

Поздоровавшись с Турецким, Валентин Дмитриевич с удивлением взглянул на большой сверток в руках Турецкого. Сабашов отметил, что его шеф выглядит уставшим: темные круги под глазами, воспаленные веки. Валентин Дмитриевич молча поставил кофе.

– Может быть, вас в другой номер перевести? В гостинице имеется еще один «люкс», – обратился он к московскому коллеге.

– Нет, спасибо, Валентин Дмитриевич, – поблагодарил Александр.

– Ну что ж вам соседи выспаться не дадут, – ворчал Сабашов. – Это ж сплошное мучение.

– Вы-то, Валентин Дмитриевич, чего не в духе? – побыстрее переменил разговор Турецкий.

– Да это… Обуза я вам сплошная, Александр Борисович. Никаких концов найти не могу.

Валентин Дмитриевич сильно разнервничался.

– Бросьте, Валентин Дмитриевич. И не смейте даже так думать. Что, мне вам говорить, что я без вас бы ни за что не справился? – Нет, обязательно надо Сабашова послать на самостоятельное задание. Да вот хотя бы к этому Бурчуладзе. – Ну, Валентин Дмитриевич.

Сабашов понемногу отходил.

– А вот я вам сейчас настроение-то подниму! – подмигнул Турецкий.

Он принялся разворачивать сверток, и через несколько секунд к ногам Сабашова легла большая медвежья шкура.

– А? Хороша? – улыбаясь, прилег на шкуру Турецкий.

– Что это вы, на охоту ночью ходили? – непонимающе буркнул Сабашов.

– Мишку этого убил Бурчуладзе, – решил не тянуть с объяснениями Александр. – А на обратной стороне, чтобы эта шкура не была кем-то присвоена, оставил свои координаты. Егерем он теперь работает и в тайге живет. А еще они с Савельевым дружки. И возможно, что сейчас вместе.

Турецкий перевернул шкуру на другую сторону.

– Откуда это? Как? – еще плохо понимая, о чем важнее сейчас спросить, бормотал Сабашов. – Что за планы?

– Вот вы и разберитесь. Вы же местную тайгу знаете.

Сабашов ползал рядом с Турецким по изнаночной стороне шкуры, разбираясь в плане «стоянок» Бурчуладзе, когда в дверь тихо постучали и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошла родственница Сабашова. Она удивленно взглянула на ползающих по медвежьей шкуре следователей.