Спорить с тетей Александрой было бесполезно. Я сразу вспомнила, как она в последний раз стала мне поперёк дороги. Почему - я так и не поняла. Я тогда мечтала побывать дома у Кэлпурнии - мне было до смерти интересно, я хотела быть её гостьей, поглядеть, как она живёт, увидеть её друзей. Но это оказалось так же невозможно, как достать луну с неба. На этот раз тактика тети Александры была другая, но цель та же. Может, для того она и поселилась у нас, чтобы помогать нам в выборе друзей?
– Ну раз они хорошие люди, почему мне нельзя хорошо обходиться с Уолтером?
– Я не предлагала тебе обходиться с ним плохо. Будь с ним учтивой и приветливой, со всеми надо быть любезной, милочка. Но совершенно незачем приглашать его в дом.
– Тетя, а если б он был нам родня?
– Но он нам не родня, а если бы и так, всё равно я сказала бы тебе то же самое.
– Тетя, - вмешался Джим, - Аттикус говорит, друзей выбираешь, а родных-то не выберешь, и признавай их, не признавай - всё равно они тебе родня, и не признавать их просто глупо.
– Узнаю вашего отца, - сказала тетя Александра, - и всё-таки, повторяю, Джин Луизе незачем приглашать Уолтера Канингема в этот дом. Будь он ей хоть дважды и трижды двоюродный, всё равно его незачем принимать у себя в доме, разве только он придёт к Аттикусу по делу. И хватит об этом.
Запрет окончательный и бесповоротный, но всё-таки теперь ей придётся дать объяснение.
– Тетя, а я хочу играть с Уолтером, почему нельзя?
Тетя Александра сняла очки и посмотрела на меня в упор.
– А вот почему, - сказала она. - Потому, что он - по-до-нок. Вот почему я не позволяю тебе с ним играть. Я не потерплю, чтобы ты водила с ним компанию, и перенимала его привычки, и училась у него бог весть чему. Твоему отцу и без того хватает с тобой хлопот.
Уж не знаю, что бы я сделала, если бы не Джим. Он удержал меня за плечи, обхватил одной рукой и повёл к себе. Аттикус услыхал, как я реву от злости, и заглянул в дверь.
– Это ничего, сэр, - сердито сказал Джим, - это просто так.
Аттикус скрылся.
– На, держи, Глазастик, - Джим порылся в кармане и вытащил пакетик жевательной резинки. Не сразу я её разжевала и почувствовала вкус.
Джим стал наводить порядок у себя на столике. Волосы у него надо лбом и на затылке торчали торчком. Наверно, они никогда не улягутся, как у настоящего мужчины, разве что он их сбреет, тогда, может, новые отрастут аккуратно, как полагается. Брови у него стали гуще, а сам он сделался какой-то тонкий и всё тянулся и тянулся кверху.
Он оглянулся и, наверно, подумал, что я опять зареву, потому что сказал:
– Сейчас я тебе кое-что покажу. Только никому не говори.
Я спросила: а что? Он смущённо улыбнулся и расстегнул рубашку.
– Ну и что?
– Ну разве не видишь?
– Да нет.
– Да волосы же.
– Где?
– Да вон же!
Он только что меня утешал, и я сказала - какая прелесть, но ничего не увидала.
– Правда, очень мило, Джим.
– И под мышками тоже, - сказал он. - На будущий год уже можно будет играть в футбол. Глазастик, ты не злись на тетю.
Кажется, только вчера он говорил мне, чтобы я сама её не злила.
– Понимаешь, она не привыкла к девочкам. По крайней мере к таким, как ты. Она хочет сделать из тебя леди. Может, ты бы занялась шитьем или чем-нибудь таким?
– Чёрта с два! Просто она меня терпеть не может. Ну и пускай. Это я из-за Уолтера Канингема взбесилась - зачем она его обозвала подонком, а вовсе не потому, что она сказала, будто Аттикусу со мной и так много хлопот. Мы с ним один раз всё это выяснили. Я спросила, правда, ему со мной много хлопот? А он сказал, не так уж много, пускай я не выдумываю, что ему со мной трудно. Нет, это из-за Уолтера… Джим, он никакой не подонок. Он не то что Юэл.
Джим скинул башмаки и задрал ноги на постель. Сунул за спину подушку и зажёг лампочку над изголовьем.
– Знаешь что, Глазастик? Теперь я разобрался. Я всё думал, думал и вот разобрался. На свете есть четыре сорта людей. Обыкновенные - вот как мы и наши соседи; потом такие, как Канингемы, - лесные жители; потом такие, как эти Юэлы со свалки; и ещё негры.
– А как же китайцы и канадцы, которые в Болдуинском округе?
– Я говорю про Мейкомбский округ. Вся штука в том, что мы не любим Канингемов, Канингемы не любят Юэлов, а Юэлы просто терпеть не могут цветных.
Я сказала - а почему же тогда эти присяжные, которые все были вроде Канингемов, не оправдали Тома назло Юэлам?
Джим от меня отмахнулся, как от маленькой.
– Знаешь, я сам видел, когда по радио музыка, Аттикус притопывает ногой, - сказал Джим, - и он ужасно любит подбирать поскребышки со сковороды…
– Значит, мы вроде Канингемов, - сказала я. - Тогда почему же тетя…
– Нет, погоди, вроде-то вроде, да не совсем. Аттикус один раз сказал, тетя потому так похваляется семьёй, что у нас всего и наследства - хорошее происхождение, а за душой ни гроша.
– Всё-таки я не пойму, Джим… Аттикус мне один раз сказал - все эти разговоры про старинный род одна глупость, все семьи одинаково старинные. А я спросила - и у цветных и у англичан? И он сказал - конечно.