В минувшее Рождество Аттикус и нас взял с собой. Грунтовая дорога бежала от шоссе стороной мимо свалки к небольшому негритянскому поселку, который начинался ярдах[20] в пятистах за домом Юэлов. Со свалки можно было возвратиться либо задним ходом по грунтовке на шоссе, либо проехать до самого поселка и уже после этого повернуть; почти все выбирали именно этот путь, мимо негритянских домишек. В холодных декабрьских сумерках они казались чистенькими и уютными, синеватый дымок поднимался из труб, двери были отворены и ярко светились от огня, пылавшего в очаге. И пахло в морозном воздухе превкусно – курами, поджаренным до хруста салом. Мы с Джимом различили еще запах жареной белки, а наш отец сумел учуять еще и опоссума и кролика – недаром он вырос вдали от города; однако все эти ароматы развеялись, когда мы поехали обратно мимо владений Юэлов.
Человечек, стоявший сейчас на возвышении для свидетелей, обладал одним лишь преимуществом перед своими ближайшими соседями: если его долго отмывать дегтярным мылом в очень горячей воде, кожа его станет белой.
– Вы мистер Роберт Юэл? – спросил мистер Джилмер.
– Он самый, – ответил свидетель.
Мистер Джилмер настороженно выпрямился, и мне стало его жалко. Наверно, пора кое-что объяснить. Я слышала, дети юристов, глядя, как ожесточенно спорят их родители в суде, начинают думать, будто адвокат противной стороны – личный враг их отца, и тяжело переживают яростные прения сторон, а потом страшно изумляются, когда в первый же перерыв отец выходит из зала суда под руку со своим мучителем. Мы с Джимом на этот счет не заблуждались. Выигрывал наш отец дело или проигрывал – это не было для нас трагедией. К сожалению, я не могу описать никаких наших бурных переживаний по этому поводу, а если бы и попыталась, это было бы неправдой. Мы, конечно, сразу замечали, если прения становились более желчными, чем того требовала профессиональная этика, но так бывало, когда выступал не наш отец, а другие адвокаты. В жизни своей я не слышала, чтобы Аттикус повысил голос, – разве что свидетель был туг на ухо. Мистер Джилмер делал свое дело, Аттикус – свое. К тому же Юэл был свидетель Джилмера и мог бы отвечать ему повежливее.
– Вы отец Мэйеллы Юэл? – задал мистер Джилмер следующий вопрос.
– Может, и нет, только теперь уж этого не узнать, мать-то померла, – был ответ.
Судья Тейлор зашевелился. Он медленно повернул свое вертящееся кресло и снисходительно посмотрел на свидетеля.
– Вы отец Мэйеллы Юэл? – повторил он вопрос, но как-то так, что в зале разом перестали смеяться.
– Да, сэр, – кротко ответил Юэл.
Судья Тейлор сказал вроде бы ничуть не сердито:
– Вы сегодня первый раз в суде? Помнится, я прежде вас не видел.
Юэл кивнул, что да, первый раз, и судья продолжал:
– Так вот, давайте условимся. Пока я тут судьей, в этом зале никто больше не произнесет ни одной непристойности ни по какому поводу. Понятно?
Юэл кивнул, но я не уверена, что он и правда понял. Судья вздохнул и сказал:
– Продолжайте, мистер Джилмер.
– Благодарю вас, сэр. Мистер Юэл, не будете ли вы так добры рассказать нам своими словами, что произошло вечером двадцать первого ноября?
Джим усмехнулся и откинул волосы со лба. «Своими словами» – это была вечная присказка мистера Джилмера. Мы часто думали – чьими еще словами, по его мнению, может заговорить свидетель?
– Стал-быть, вечером двадцать первого иду я из лесу с охапкой хворосту, дошел до забора – и слышу, Мэйелла визжит в доме, как свинья недорезанная…
Тут судья Тейлор пронзительно глянул на свидетеля, но, видно, решил, что слова эти сказаны без злого умысла, и промолчал.
– В какое время это было, мистер Юэл? – спросил прокурор.
– Да перед закатом. Так вот, стал-быть, слышу, Мэйелла визжит так, что чертям тошно… – И мистер Юэл осекся под новым грозным взглядом судьи.
– Итак, она громко кричала, – подсказал мистер Джилмер.
Мистер Юэл в растерянности поглядел на судью.
– Ну, услыхал я, как она орет, бросил хворост и побежал со всех ног, да наскочил на забор, насилу выпутался из проволоки, подбежал к окошку и вижу… – Юэл весь побагровел, выпрямился и ткнул пальцем в Тома Робинсона, – вижу, этот черномазый брюхатит мою Мэйеллу!
В зале суда у мистера Тейлора всегда царили тишина и спокойствие, и ему не часто приходилось пускать в ход свой молоток, но тут он колотил по столу добрых пять минут. Аттикус быстро шагнул к нему и что-то ему говорил, мистер Гек Тейт – первое официальное лицо округа – стоял в проходе и призывал битком набитый зал к порядку. Среди негров позади нас прошел глухой ропот.
Преподобный Сайкс перегнулся через нас с Диллом и дернул Джима за рукав.
– Мистер Джим, – сказал он, – вы бы лучше отвели мисс Джин-Луизу домой. Мистер Джим, вы меня слышите?
Джим повернул голову.
– Иди домой, Глазастик. Дилл, отведи ее домой.
– Ты меня заставь попробуй, – сказала я, с радостью вспомнив спасительное разъяснение Аттикуса.
Джим свирепо посмотрел на меня.
– Я думаю, это не беда, ваше преподобие, она все равно ничего не понимает.
Я была смертельно оскорблена.
– Пожалуйста, не задавайся! Я все понимаю не хуже тебя!