Через пять шагов он снова меня остановил.
– Джим, ты что, хочешь меня напугать? Я уже не маленькая, я…
– Тише, – сказал Джим, и я поняла – он меня не разыгрывает.
Вечер был совсем тихий. Я даже слышала дыхание Джима. Изредка по моим босым ногам пробегал ветерок, а ведь когда мы шли в школу, он задувал вовсю. Сейчас все стихло, как перед бурей. Мы прислушивались.
– Собака залаяла, – сказала я.
– Нет, не то, – сказал Джим. – Это слышно, когда мы идем, а остановимся – и не слышно.
– Это мой костюм шуршит. А, знаю, просто ты меня разыгрываешь, потому что сегодня такой день.
Я успокаивала не Джима, а сама себя, потому что, как только мы пошли, я поняла, про что он. Мой костюм тут был ни при чем.
– Это все Сесил, – немного погодя сказал Джим. – Ну, теперь он нас не проведет. Пойдем потише, пускай не думает, что мы трусим.
Теперь мы ползли как черепахи. Я спросила, как это Сесил идет за нами в такой темнотище и почему же он на нас не наткнулся.
– А я тебя вижу, Глазастик, – сказал Джим.
– Как же так? А мне тебя не видно.
– У тебя полоски сала светятся. Миссис Креншо намазала их светящейся краской, чтоб они блестели. Я тебя очень хорошо вижу, и Сесилу, наверно, тебя видно, вот он за нами и идет.
Я вдруг подумала, пускай Сесил знает, что на этот раз ему нас не провести. Обернулась и закричала во все горло:
– Сесил Джейкобс – мокрая ку-у-рица!
Мы остановились. Но Сесил не отозвался, только где-то у школы откликнулось эхо – «ку-у-рица!».
– Вот я его, – сказал Джим. – Э-эй!!
«Эй-эй-эй!» – откликнулась школа.
Что-то непохоже на Сесила – так долго терпеть, раз уж ему удался какой-нибудь фокус, он его сорок раз повторит. Сесил бы уже давно на нас прыгнул.
Джим опять меня остановил. Потом сказал очень тихо:
– Глазастик, ты можешь снять с себя эту штуку?
– Могу, но ведь на мне почти ничего нет.
– Твое платье у меня.
– В темноте мне его не надеть.
– Ладно, – сказал он. – Ничего.
– Джим, ты боишься?
– Нет. Мы, наверно, уже около дуба. А там уже и дорога в двух шагах. И уличный фонарь видно.
Джим нарочно говорил медленно, очень ровным голосом. Интересно, долго еще он будет рассказывать мне сказки про Сесила?
– Давай запоем, а, Джим?
– Не надо. Тише, Глазастик, не шуми.
Мы шли все так же медленно. Ведь, если пойти быстрее, непременно ушибешь палец или споткнешься о камень. Джим знает это не хуже меня, и он помнит, что я босиком. Может, это ветер шумит в деревьях? Да, но ветра никакого нет, и деревьев тут нет, один только старый дуб.
Наш спутник шаркает и волочит ноги, будто у него тяжелые башмаки. И на нем холщовые штаны: я думала, это шелестят листья, а это его штаны шуршат и шуршат на каждом шагу.
Песок у меня под ногами стал холодный – значит, мы у самого дуба. Джим надавил мне на макушку. Мы остановились и прислушались.
На этот раз шарканье продолжалось. Холщовые штаны все шуршали и шуршали. Потом стало тихо. Потом он побежал, он бежал прямо на нас, тяжело, неуклюже – мальчишки так не бегают.
– Беги, Глазастик! Беги! – закричал Джим.
Я сделала один огромный шаг и чуть не упала: руки у меня были все равно что связаны, кругом тьма – разве тут удержишь равновесие.
– Джим, помоги! Джим!
Что-то смяло на мне проволочную сетку. Железо чиркнуло о железо, я упала на землю и откатилась подальше. Я изо всех сил барахталась и извивалась, стараясь вырваться из своей клетки. Где-то совсем рядом дрались, топали, тяжело возили ногами и всем телом по земле, по корням. Кто-то подкатился ко мне – Джим! Он мигом вскочил и потащил меня за собой, но я совсем запуталась в проволоке, я успела высвободить только голову и плечи, и мы недалеко ушли.
Мы были уже у самой дороги, как вдруг Джим отдернул руку и опрокинулся на землю. Опять послышался шум драки, что-то хрустнуло, и Джим пронзительно крикнул.
Я кинулась на крик и налетела на чей-то живот. Человек охнул и хотел схватить меня за руки, но они были под костюмом. Живот у него был мягкий, но руки как железо. Он сдавил меня так, что я не могла вздохнуть. И пошевелиться не могла. Вдруг его рвануло в сторону, он опрокинулся наземь и чуть не повалил меня тоже. Наверно, это Джим подоспел.
Иногда соображаешь очень медленно. Меня совсем оглушило, и я стояла столбом. Шум драки затихал; кто-то захрипел, и опять стало очень тихо.
Тихо, только кто-то дышит тяжело-тяжело и спотыкается. Кажется, он подошел к дубу и прислонился к нему. И страшно закашлялся, со всхлипом, его всего так и колотило.
– Джим?
Никакого ответа, только тяжелое дыхание совсем близко.
– Джим?
Джим не отвечал.
Тот человек отошел от дуба, начал шарить в темноте – наверно, что-то искал. Потом он протяжно, со стоном вздохнул и потащил по земле что-то тяжелое. И тут я начала понимать, что под дубом нас уже четверо.
– Аттикус?..
Кто-то тяжелыми, неуверенными шагами уходил к дороге.
Я пошла к тому месту, где, как мне казалось, он только что стоял, и принялась торопливо шарить ногами по земле. Скоро я на кого-то наткнулась.
– Джим?