Убить Отца

Отец находился в одном из брошенных трейлеров в двадцати метрах от ямы. Когда клиент оставлял на стоянке машину – обычно довольно дешевую – и исчезал, сотрудники приводили ее в порядок и пытались продать, но самую ржавую и убитую рухлядь попросту перепарковывали на окраину стоянки, которую называли между собой «кладбищем слонов». В одном из таких старых драндулетов и находился сейчас Отец. По трейлеру все еще было заметно, что когда-то он принадлежал семье с детьми: стены пестрели детскими наклейками, а в углу собирала пыль деревянная колыбель. На кухонной мойке стоял подключенный к Wi-Fi ноутбук.

У Отца болели ноги, но он стоял неподвижно и в полной тишине, не двигая ни единым мускулом, наблюдал за агонией Данте. Умение наблюдать было незаменимым навыком в его работе, и за годы непрерывных экспериментов он овладел этим искусством в совершенстве. Собственный образ представлялся ему неусыпным глазом, способным проникнуть в каждую тайну живых и мертвецов. На другой работе, которая была ему необходима в качестве прикрытия, он применял лишь малую долю своего таланта. Даже этих крупиц было достаточно, чтобы возвыситься над средним уровнем халатных, ненаблюдательных, слепых к важнейшим деталям коллег. Фиктивная работа приносила ему умиротворение. Исследуемый материал был безучастным, не дергался и не бунтовал. Когда Отец вставлял термометр в анальное отверстие трупа или доставал из грудной клетки сердце, ему не приходилось подавлять чужую волю. Битва состоялась где-то еще, и на столе для вскрытия лежали останки проигравшего. Изучая причины смерти, Отец исследовал следы оборвавшейся жизни. Распознавал проявления привычек, пищевых предпочтений, пороков и тайных грешков. Вдыхал запахи тел, поглаживал их обнаженной ладонью. Украдкой целовал, чтобы ощутить на вкус. Но и этого было недостаточно, чтобы разогнать последние тени и узнать абсолютно все. Каждый раз, когда приходилось зашивать труп и передавать его в морг, Отец чувствовал себя так, словно откладывает захватывающую книгу, не прочитав и страницы.

Но чувства его обострялись и он молодел душой, лишь когда возвращался к своей подлинной жизни. Потому что тайны живого, активного разума отличались от загадок, скрываемых разлагающимся куском плоти, как небо от земли. Работа с живым материалом предполагала постоянную неопределенность и борьбу с непредвиденными обстоятельствами. Здесь избитых дорог не существовало. Подопытные бунтовали или учились его любить, умирали или пытались убить его. По крайней мере, поначалу – пока он еще не придал им окончательную, им одним установленную форму.

Данте обвинял его в том, что он наслаждается властью, но нет ничего дальше от истины. Он всего лишь художник, влюбленный в собственный труд, ведь на высшем уровне и искусство, и наука равно стремятся к прекрасному. К абсолюту.

Отец немного увеличил яркость экрана. И веб-камера, и светильник на батарейках все еще работали, но свет был более тусклым, чем ему бы хотелось. Сейчас лицо Данте частично оставалось в тени, и Отцу не удавалось с точностью различить его выражение. Виден был лишь распахнутый рот, ловящий воздух, которого уже начинало не хватать.

Когда ковш бульдозера сбросил на трейлер первую порцию песка, Данте начал биться затылком о стену. Должно быть, он надеялся потерять сознание. Но вскоре силы его покинули. Если не считать судорог в ногах, он почти перестал шевелиться. И все-таки сознания он не лишился, и его глаза были открыты. Отца удручало, что он не может в них заглянуть.

Он оторвал взгляд от экрана и выглянул в окно. В десятке метров от него застыл на краю ямы бульдозер. Водитель смотрел на него в ожидании дальнейших указаний. Водителя звали Маноло, и он был с Отцом с самого начала. Маноло не был одним из выродков Немца – его он выбрал лично. И хотя он скопил достаточно денег, чтобы жить припеваючи, но унаследованную от родителей стоянку так и не продал.

Вздохнув, Отец подумал, что пора попрощаться с последним пережитком самого плодотворного и удивительного периода в своей жизни. Он помахал водителю рукой и подал ему знак зарывать яму.

Сантини пристегнул Петру наручниками к письменному столу. Коломба наклонилась к охраннику:

– Где Тирелли?

– Кто? – спросил Петру.

– Старый. Худой. Длинные волосы.

– Не знаю такого, – ответил Петру.

В этот момент издалека донесся шум набирающего обороты двигателя бульдозера. Петру невольно взглянул в этом направлении.

– Он там, – сказала Коломба и пошла к двери.

Сантини двинулся было за ней, но Петру застал его врасплох. До сих пор он не оказывал им никакого сопротивления, а теперь вдруг выпрямился во весь свой почти двухметровый рост и разломал стол. Начав оборачиваться, Сантини увидел, что охранник размахивается полуметровым деревянным обломком, свисающим с его наручника. Он отшатнулся, избежав удара в лицо, но острие вонзилось ему в бедро и почти проткнуло его насквозь. Сантини схватился за ногу и, крича от боли, упал на пол. Он был не в состоянии даже выхватить оружие.