Убить одним словом

– Именно, – кивнул Димус. – Технически я сломал нашу костяшку. – Он откинулся на спинку скамейки и осмотрел парк. – Еще более примечательно то, что я не просто какой-то старый путешественник во времени. Я – это ты, который помнит все это. Ты, которого вообще быть не должно. Я помню, как я сидел там же, где и ты, я помню наш разговор, но с твоего места. Я помню, как я говорил… мне… об этих бросках дайсов. Кстати, тебе теперь надо будет хранить эту бумажку всю оставшуюся жизнь. Или как минимум запомнить числа.

Я похлопал себя по карманам, ужаснувшись внезапно, что я ее уже потерял.

– Я не могу…

– Она под твоей подушкой, – улыбнулся Димус. – Так. Я все это помню, и пока я не перестаю играть свою роль, то, что я делаю здесь, действительно должно повлиять на мой мир. На наш мир.

– Играть свою роль?

– Я играю по сценарию, Никки. Я рассказываю тебе то, о чем я помню, что я тебе рассказывал. Если я сделаю что-то, чего я не помню, чтобы я делал – скажем, столкну тебя со скамейки прямо сейчас или пристрелю тебя – или даже если я не сделаю чего-то, что я помню, что я делал, – скажем, не объясню этот нюанс… – ну, это может произойти, этому ничто не воспрепятствует, но тогда мы ответвимся от моей реальности, и я упущу свой шанс что-то изменить.

– Если это произойдет… Если бы ты меня убил, например, то как бы ты объяснил свои воспоминания?

Димус пожал плечами:

– Худший сценарий был бы таков, что они были бы частью подлинно опасного парадокса, который создал бы проблемы для всей временно`й линии в целом. В лучшем случае их удастся свести к безумию, галлюцинациям, фальшивым воспоминаниям, которые сломленный разум создает в отчаянных поисках избавления от своих бед. Даже сейчас, пока мы еще не отклонились от пути, все это гораздо более вероятно, чем настоящая замкнутая временна`я петля, в которой я могу вернуться и изменить свое будущее. Этого не может быть. Но, кажется, это произошло. Может, подходящее число звезд стали сверхновыми одновременно и затянули невозможный узел в пространстве-времени. Кто знает? Этого не может быть, но вот я здесь, создаю собственные воспоминания.

Я попытался сосредоточиться, но этот резонанс, о котором он говорил, делал невыносимо сложным попытки выпрямиться и не сблевануть.

– Хорошо, но тогда зачем ты здесь? И можно ли мне мое лекарство от лейкемии, которое ты, несомненно, принес с собой из будущего?

– Прости, Ник. – Честно говоря, он и правда выглядел виноватым. А еще он выглядел бледным и потным, как будто он тоже страдал. – Как выяснилось, разгадывать загадки вселенной – это проще, чем заставить человеческое тело перестать заниматься саморазрушением. Эйнштейн додумался до специальной теории относительности и подарил нам E=MC² фактически задарма еще до того, как люди начали слушать радио, до того, как братья Райт приобрели патент на свой летательный аппарат, за много десятилетий до антибиотиков. К тому времени, как ты достигнешь моего возраста, ты увидишь смартфоны, Интернет, роботов, которые ползают по Марсу, но у нас все равно не будет лекарства от обыкновенной простуды. Или рака. – Димус доел свое печенье и вытер рот. – Может, прозвучит жутковато, ведь мне сорок, а ей пятнадцать… но я здесь ради Миа, и мне нужно, чтобы ты сделал так, чтобы она доверилась мне.

8

У меня закружилась голова, и Димус ушел, не дожидаясь, чтобы я потерял сознание. Я стал чувствовать себя лучше, как только он скрылся из виду.

Странно было осознавать, что лейкемия меня не убьет. Я должен был быть в приподнятом настроении, прыгать от радости… как старики прыгают. Но на самом деле я ничего особенного и не чувствовал. Я лишь ощущал себя выгоревшим и опустошенным. Мне все еще надо было пережить лечение, симптомы и побочные эффекты. И насколько я понял, если план Димуса не сработает в точности так, как он помнил, то мое выживание вполне могло снова быть поставлено под сомнение. Мир вновь расщепится, и я больше не буду тем мной, который проживет достаточно долго и станет им.

Его утверждение о путешествиях во времени казалось одновременно и полной чепухой, и единственным возможным объяснением. И, честно говоря, все равно ничего не казалось реальным с тех пор, как две недели назад доктор Парсонс усадил на меня на стул и сообщил о том, что у меня рак. Какая-то часть меня ожидала, что из-за занавесок выскочит съемочная группа и закричит: «Вы попали в программу „Розыгрыш“!» – и какая-то часть до сих пор ждала этого. Появление Димуса лишь укрепило мое ощущение сюрреальности всего происходящего и надежду на то, что я скоро проснусь.

Суть рака, да и любого другого бедствия в том, что он просто так не уходит. И ты не просыпаешься. И в конечном счете тебе придется просто справляться, так же как и остальным. Димус был явлением того же порядка, странным фактом, вокруг которого теперь вертелась моя жизнь.