Убить Хранителя (СИ)

Когда день достиг апогея, а яркие краски живыми потоками поплыли по небу Каулора, я отправился на поиски Мэлдафа. Первым делом решил проверить его родные пенаты, но дом пустовал без хозяина. Неподалеку от его двухэтажного особняка, довольно скромного по меркам Каулора, подбоченился паб, сколоченный из разноцветных досок. Вывеска гласила: «Блеск во тьме».

Чуть отступив от главной дороги, на поляне с изумрудной, полупрозрачной травой росло ли, жило ли — кто его сейчас разберет — огромное дерево. Возле него стояли двое мальчишек. Оба, задрав к верху головы, спорили:

— Верхушка дерева точно достает до неба, — заявил один веснушчатый, с растрепанной рыжей шевелюрой.

— Ничего подобного! — парировал второй, черноволосый, курносый и слегка бледный.

— А я говорю, достает! Еще как!

— Нет, небо выше. А вообще мама сказала, что это дерево сказки рассказывает!

— Сказки! — фыркнул рыжий, — Песни! Мой папа говорит, что он поет песни!

Жилистое, будто обвитое тугими узлами мышц, тело исполинского дерева даже оббежать удалось бы, сделав не менее пятисот шагов. Таким оно вымахало могучим. И у дерева этого имелось собственное имя. Прямо как у человека. Онт!

Считался Онт самым древним жителем Каулора и, к великому сожалению этого мира, последним представителем своего рода. Длинные ноги-корни ушли глубоко в почву, но кое-где горбились темно-коричневыми волнами прямо из земли. Руки-ветви раскинулись так широко, что близлежащие дома оказались укрытыми его листьями, как гигантским зонтом. Глаза, похожие на два беличьих дупла, находились на высоте около пяти метров от земли и со смиренной стариковской мудростью наблюдали за округой. Невидимые уста чуть слышно шептали на древнем языке, уже давно забытом современным Каулором. Казалось, что Онт рассказывает легенды, услышанные еще в молодости от старых ветров. Легенды о вечности и смерти, о противостоянии Добра и Зла, об изменении мира. О многом. О необычном и невероятно интересном.

А паб, который бросился мне в глаза, подбоченившись, уселся как раз на нижних, самых толстых ветвях Онта. Ко входу вела узкая деревянная лестница. Натертые руками посетителей перила блестели, будто лакированные. Каждая доска под ногой издавал жалобный скрип, словно собиралась вот-вот переломиться от старости. Но завсегдатаи знали, что ступени, выпиленные из каменного дерева, продержатся еще не одну сотню лет.

Я вошел в «Блеск во тьме» и очутился в тускло освещенном зале. В углах и кое-где под потолком висели гроздья маленьких искрящихся сфер, дарящих бару уютный желтоватый свет. На крепких дощатых стенах мерцали звезды, по крайней мере, что-то сильно их напоминающее.

В самом дальнем конце зала расположился квартет музыкантов. Они играли легкую, чудесную музыку на странных инструментах, сконструированных их прозрачных трубок и разноцветных нитей.

Посетителей было достаточно. Они смеялись и пили искрящиеся коктейли, без которых, естественно, в Каулоре не проходят никакие посиделки. В центре зала, тесно прижавшись друг к другу, покачивалась в такт мелодии влюбленная парочка. Один парень, возомнивший себя менестрелем или востребованным певцом, стоял напротив музыкантов. Он бряцал на воображаемом инструменте и красивым голосом пел какую-то тарабарщину. Видимо, природных способностей для поэзии ему не хватало, но желание к сочинительству после коктейлей возникало безудержное. От чего получалась песня, наподобие:

Тиак пяуа мяуа рик,

Кики лики саймурик,

Лемпа люмпа айюэй,

Сай монкики алюмей.

За одним из больших столов из темного дерева в компании двух гогочущих во все горло посетителей сидел Мэлдаф и, что-то эмоционально рассказывая, прихлебывал коктейль янтарного цвета. Не задерживаясь у входа, я подошел к столу.

— Ого! Ральф! — воскликнул Мэлдаф и защелкал пальцами.

На этот звук откуда ни возьмись слетелись феи и защебетали наперебой. Каждая пыталась принять заказ, опередив подругу.

— Девочки, пожалуйста, один коктейль «Зимняя буря» для моего друга.

С этими словами Мэлдаф подкинул в воздух камешек рунка для оплаты. Феи подхватили граненый голубоватый кристалл размером с тыквенное семечко и упорхали в сторону бара, где за стойкой величественно стоял сам хозяин и наблюдал за порядком суровым взглядом из-под густых бровей.

— Эндригорд! Эндригорд! Одну «Зимнюю Бурю»! Бурю! Зимнюю! Одну! — наперебой защебетали феи, порхая вокруг большой косматой головы Эндригорда. Тот, насупившись, и почесав топорщуюся, как у разъяренного гнома, рыжую бороду, принялся выполнять заказ.

— Вы, наверно, не знакомы? — Мэлдаф посмотрел сначала на меня, потом на своих товарищей.

Лица этих двоих мне смутно кого-то напоминали, но по большей части ни о чем не говорили. Возможно, встречались мельком на какой-нибудь веселой каулорской вечеринке. Но имен я не знал, поэтому молча покрутил головой.

— Тогда… это Ральф, — с улыбкой сказал Мэлдаф и похлопал меня по плечу, — А это Ариадок. — Тут он, смеясь, ущипнул за нос одного из парней — светловолосого, с большими, как у лани, ярко-синими глазами, — Ну а это Риффер.