Убить генерала

Терехин сильно оттолкнул снайпера и рванул к дивану. Чтобы отодвинуть его от стены, ему хватило пары секунд. Еще секунда — и он уже тянул на себя тяжелую дверцу сейфа. Когда Крапивин оказался на ногах, в руках полковника был австрийский «глок» с длинным магазином, выступающим из рукоятки. Он передернул затвор, и в обойме осталось всего тридцать патронов. Как в автомате Калашникова.

Николай поднял пистолет и смотрел на Близнеца через прорезь прицела. Это был красивый пистолет с далеко выступающим стволом и группой отверстий в верхней его части, вырезами в затворе рядом с мушкой. Подобное называлось интегрированным компенсатором подброса ствола. Такая модель «глока» очень устойчива, даже если стрелять очередями.

Полковник мог стреножить убийцу генерала Дронова, мог держать его на прицеле, пока оперативники не взломают дверь и не возьмут его. Мог убить его ровно тридцать один раз. Но... Но снова встала перед глазами жуткая картина: бронированный джип «Мерседес», который откровенно таранит «Субару»...

Его вина.

Другая ошибка Терехина заключалась в том, что он ловил сопляка, попавшегося на провокацию, а тот оказался зрелым, имеющим свою точку зрения человеком. У которого была совесть. То есть ловил одного, а поймал другого. И его по логике вещей нужно отпускать. И если бы Виктор начал говорить о том, что любит Марию, Николай бы ему не поверил. Да, у них были какие-то чувства, взаимные симпатии, но главным осталось то, что каждый видел друг в друге прежде всего человека и как человека же понимал. Вот что связывало их, и это намного сложнее любви. Настолько сложнее, что перевернуло все с ног на голову. Полетели, кувыркаясь, и «верхние», и «нижние». Это и привело Крапивина к решению, которое он принял. И Терехин пожалел его: «Трудно быть человеком». Куда проще размышлять просто о людях. Куда ни сунься, всюду люди. Множество.

Он мог убить Крапивина, но вместо этого отточенным движением, словно репетировал этот прием сотни раз, перехватил пистолет за ствол и рукояткой вперед протянул Виктору.

— Уходи, — коротко бросил Терехин. — Если сможешь — уходи. Если нет, лучше сдайся. Тебя живым брать не будут.

Близнец шагнул навстречу и взял пистолет в руку.

— Переводчик огня на затворе, — отдавал последние инструкции полковник, морщась от несмолкаемых звонков в дверь и по телефону. — Огонь полностью автоматический. Пойдем, я тебе помогу. Стой, — Николай придержал снайпера за рукав. — Позвони моему агенту, он укроет тебя до утра.

Когда Терехин открыл дверь, Крапивин, прячась за ним, отшвырнул хозяина квартиры и открыл огонь по оперативникам.

Близнец стрелял короткими очередями, выпуская по три пули. Незнакомое оружие стало послушным сразу, оно словно угадало, что находится в руках мастера, который одинаково хорошо владет как снайперской винтовкой, так и пистолетом. «Глок» чуть задирал ствол, помогая стрелку: пули едва ли не повторили расположение пуговиц на рубашке первого оперативника, а потом второго. Отпихнув ногой смертельно раненного фээсбэшника, Крапивин ринулся вниз по лестнице, готовый в любой момент снова придавить спусковой крючок.

На площадке между первым и вторым этажом его поджидали еще двое. Они открыли огонь из «Макаровых», но жутко мазали по стремительно двигающейся цели. Может, их плохо учили стрельбе на опережение, кто знает? Но Близнец освоил этот прием давно. Очередного опера он положил на ходу, и второго, сообразившего отступить, догнала форсированная очередь. Майор Соловьев считал ступени головой, но был еще жив.

Снайпер толкнул подъездную дверь ногой и сместился в сторону, прячась за выступом парадного и ожидая огня в темный проем. Мельком успел оглядеться. Прямо напротив подъезда стояли «Жигули» седьмой модели; они даже цветом не отличались от «семерки» Андрея Проскурина. Есть ли кто-то в машине, нет ли — отметить не успел. Глубоко вдохнув и резко выдохнув, Близнец показался в проеме и отстрелял по машине двумя короткими очередями. И быстро сместился в сторону, к Новорязанской улице, которая напрямую выводила его к Каланчевской, к такси с его дорожной сумкой. Он попадал на южный выход из Казанского вокзала, где провел сегодня много времени. И время еще не вышло. Он снова возвращался к тому месту, где услышал жуткую новость, вколотившую его в каменный пол вокзала.

Боковые стекла «Жигулей» осыпались. Но из машины не прозвучало ни одного ответного выстрела. Виктор прицелился ниже и, прежде чем повернуть за угол дома номер 16 по Басманному переулку, прострелил задние колеса «семерки».

* * *

Терехин склонился над Вадимом Соловьевым и покачал головой. Майор лежал на площадке лицом вниз. На его сером пиджаке были отчетливо видны следы пуль. И все с левой стороны. Снайпер не оставил ему ни одного шанса. И все же полковник перевернул своего бывшего подчиненного на спину. И даже не удивился, поймав в его глазах живой блеск.

Вадим был жив, но дыхание его едва прослушивалось. Изо рта стекала на шею струйка крови. Рубашка на груди пропитывалась кровью, набухала на глазах.