Убить двух птиц и отрубиться

После смерти Тедди я видел Клайд и Фокса только один раз. Потом они растворились где-то в улицах и переулках жизни, а мне осталось только воссоздавать их на страницах романа. Роман подходит к концу, хотя мне кажется, что он никогда не кончится.

Через четыре дня после несчастья в «Старбаксе» Фокс явился ко мне ночью. Я, как вы понимаете, был несказанно удивлен. Он стиснул меня в своих мощных объятьях. Выглядел он бледным, изнуренным, потрепанным, но улыбка была все та же — заразительная улыбка победителя. Правда, я заметил, что глаза у него теперь не улыбались.

— Как твоя книга? — спросил он, немедленно доставая из кармана «крышеломку» и медальон с «Безумием Малабимби».

— Господи, Фокс, да как ты удрал из тюрьмы?

— Клайд прислала мне твою рукопись. А в ней была спрятана ножовка.

— Вот оно что… Ну, значит, ты знаешь, что роман почти кончен, — сказал я.

— Я тоже, — ответил Фокс.

В эту ночь я выкурил больше зелья, чем за всю мою жизнь, предшествующую и последующую. Когда мы уже больше не могли курить, Фокс вдруг протянул мне «Крышеломку» и серебряный медальон — словно умирающий, который оставляет кому-то на память дорогие сердцу безделушки.

Он собрался уходить, когда было уже почти два часа ночи. В дверях вдруг обернулся и предложил мне прокатиться на машине.

— А откуда у тебя машина? — спросил я, выходя следом за ним на улицу.

— Оттуда же, откуда был грузовик для навоза, — ответил он.

Я понимаю, что вы ждете от меня писательской зоркости к деталям, но я, ей-богу, не помню, какой марки была реквизированная Фоксом машина. Новая модель, темного цвета, и ночь тоже была темная — вот все, что я помню. Я сел на переднее сиденье, Фокс тронулся с места, и мы принялись медленно кружить по окрестным улицам. У меня кончились сигареты, и я сказал ему об этом.

— Посмотри в бардачке, — ответил он.

Я открыл бардачок и увидел там пачку сигарет. И еще я увидел там пистолет.

— О господи, Фокс, откуда у тебя пистолет? — спросил я.

— А он был в машине.

Фокс еще немного покружил, а потом подъехал к «Старбаксу» и остановился у того самого места, где погиб Тедди. Я заметил, что они уже вставили новое стекло взамен разбитой витрины. Внутри было темно — там, похоже, никого не было. Не было никого и на темной улице.

И вдруг я почувствовал ярость — холодную, безжалостную, темную и пустую, как эта улица. Ярость поднималась из таких глубин моей души, о которых я раньше и не подозревал. Я открыл бардачок, вынул пистолет и опустил окно машины со своей стороны. Внутрь хлынул ночной воздух, тоже холодный и безжалостный. Улица была с односторонним движением, и жизнь тоже казалась с односторонним движением: надо двигаться туда, куда все, иначе не будешь двигаться вообще. Сейчас между мной и «Старбаксом» не было ничего. Между мной и «Старбаксом» никогда не было ничего общего. Я навел пистолет на витрину и разнес ее выстрелом. А потом методично, одну за другой выпустил следом еще пять пуль.

Фокс взял у меня пистолет, оттер мои отпечатки пальцев своими руками, бросил пистолет назад в бардачок и рванул с места. Мы понеслись по направлению к моему дому. По дороге он посматривал в зеркала, нет ли погони, но полиции не было видно. Когда я вышел из машины возле своей двери, Фокс высунулся из окна и произнес самые последние слова, которые я от него слышал:

— Ты кое-чему научился, Уолтер. С тобой теперь все в порядке.

Я проснулся на следующий день уже после полудня и отправился в близлежащую греческую кофейню. Там я взял газету и прочитал:

В «СТАРБАКСЕ» ДВОЕ УБИТЫ ВЫСТРЕЛАМИ
          ИЗ ПРОЕЗЖАВШЕЙ МАШИНЫ

Убитыми оказались двое рабочих из числа тех, кто занимался ремонтом в здании после погрома. Убийца был взят с поличным: на пистолете, из которого были сделаны выстрелы, остались его отпечатки пальцев. Подозреваемый полностью признал свою вину.

XXXI

Клайд пришла ко мне ночью. В руках у нее был чемодан, и она сказала, что сегодня уезжает: после ареста Фокса оставаться здесь стало слишком опасно.

Был один момент — в ее заплаканных глазах мелькнул такой огонек, что я чуть было не признался, кто на самом деле убийца. Но огонек тут же погас, и я решил оставить все, как есть. Я чувствовал, что живые Клайд и Фокс выскальзывают у меня из рук и остаются — уже навсегда — только на страницах моей книги. Как это Фокс сказал мне однажды? «Мы не теряем в жизни только то, чему даем выскользнуть из рук». Что-то в этом духе.

— У нас мало времени, — сказала Клайд. — Через несколько часов у меня самолет.

И она принялась раздеваться.

— Надеюсь, ты не полетишь голой? — спросил я.

— Это очень остроумно, Уолтер. Ты стал гораздо остроумнее за то время, которое провел с Фоксом и со мной.

— Еще бы! — сказал я искренне.

— Слушай, ты что, не собираешься раздеваться? — спросила она.

— Ну… — протянул я, теребя пуговицу на рубашке.

— Для скромности нет времени, солнышко. Это ведь то, чего ты так давно хотел.