Наемник тоже спешился, шагнул к полупрозрачной завесе, не пытаясь заставить двигаться своего коня, и стукнулся. Звука слышно не было, зато оба альсора отлично видели, что пелена не пропускает Дарета так, словно является не туманом, а прочнейшей стеной, составленной из монолитных блоков. Инзор и Эльсор, бросив поводья, тоже попробовали миновать лиловую преграду. Куда там! Успехи альсоров не отличались от достижений наемника. Пепел попытался применить силу, прорваться на ту сторону используя острые когти и крылья. Располосовать или облететь пелену поверху не получилось.
Шотар неободрительно порыкивала на преграду, хамелеон высовывал и скатывал в трубочку язык, кони, уяснившие, что их не собираются тянуть туда, куда они тянуться категорически не желают, разбрелись к обочинам и с аппетитом знакомились с ассортиментом травы. Жаждущие возмездия похитителю и возвращения Вероники преследователи прожигали пелену ненавидящими взглядами. Той было плевать. Развеиваться она не стремилась, даже, хотя это могло быть и субъективным впечатлением альраханцев, стала плотнее и более интенсивного оттенка.
— Не пускают, — констатировал мистер очевидность — Дарет. — Похоже, их бог не хочет, чтобы мы нашли Нику.
Инзор, попеременно применивший к преграде как меры воздействия физические, так и весь ассортимент мамочкиных кристаллов и личные феерические, то есть зажигательно-демонические способности, мысленно согласился с наемником.
— Не пускают через преграду. Возможно, есть обходной путь? — хмуро уточнил Эльсор, прошелся для проверки к краю дороги и спокойно сошел с нее в ковыли. Никаких преград на его пути не возникло. То ли намерения ненормальных героев искать обходной путь бог и его храмовая защита не предусмотрела, то ли пути такого рода попросту не существовало, и среди травы можно было плутать до бесконечности.
— Шотар, поищешь нам Нику? — первым предложил выход из почти безвыходной или слишком многовыходной ситуации наемник, понадеявшись на талант псинки.
Три пары глаз скрестились на собачке чуть ли не с лязгом. Шотар потопталась на руках Дарета и едва слышно взвизгнула, поднимая головку и лапки вверх, из-за чего стала походить на маленький мохнатый столбик.
— Ей не хватает ветров издалека, — сообразил Пепел. Крылья нервно затрепетали за спиной альсора. — Надо поднять ее повыше.
— Вот так? — наемник осторожно приподнял крошку-песика над головой, придерживая подмышками.
— Нет, — мотнул головой альсор и решительно прихватизировав особо ценную следопытку, взмыл вверх. Шотар не выказала ни малейшего страха от резкого подъема. Напротив, зеленоглазая летунья восторженно взвизгнула, растопырыв как локаторы ушки, которые трепал ветер поднебесья. Ноздри уникальной нюхачки жадно раздувались, одновременно вбирая в себя и анализируя такое количество ароматов, о каком люди не могли и помыслить.
Там, почти на шестидесятиметровой высоте, Пепел застыл практически неподвижно. Шевелились лишь крылья, поддерживая на весу хозяина и его драгоценную ношу. Летун поворачивался очень-очень медленно вокруг своей оси. Шотар нюхала, нюхала до тех пор, пока не издала сначала одно неуверенное, а потом еще два уже явно категоричных потявкивания. Ветер, донесший нужный аромат, прилетел с юго-запада,
— Уверена? Ника там? — тихо переспросил Эльсор.
Шотар снова тявкнула, и альсор пошел на посадку.
— Нам туда! — махнул рукой мужчина в указанном собачкой направлении. Альраханцы снова взметнулись в седла и понеслись напрямик по лиловой степи.
Отважная маленькая собачка с уникальным чутьем вела троих всадников за собой. Время от времени, когда Шотар начинала неуверенно подергивать ушками и ерзать на луке седла, Пепел снова брал ее на руки и взмывал вверх. Там песик ловил отголоски знакомого запаха, направление корректировалось, и продолжалась скачка.
Болевой импульс пронзил альсоров на вторые сутки пути. Нить крови, сотворенная ритуалом в Родовом Святилище на крыше дворца, только казалась порванной. Тончайшая, неощутимая связь сохранялась все это время, и боль, переданная по ней, была такова, что лишь чудом мужчины смогли удержаться в седлах и не заорать, скрюченные в мучительных судорогах. Чудом и краткостью мига мучений, схлынувших так же внезапно, как настигли двоих, связанных ритуалом. Первый миг облегчения сменился нарастающей тревогой за Веронику, тревогой на грани паники и более мучительным, чем все мучения физические, вопросом. Если это была ее боль, то почему они прекратили чувствовать?
Возможных причин было три, и одна из них такова, что даже думать о таком не хотелось. Боль могла прекратиться потому, что связь прервалась окончательно, или девушке больше не было больно. Но также, и это знал каждый, боль кончалась, если тело пересекало грань между жизнью и смертью.