Убить, чтобы жениться

— Давай поразмышляем, — Васи подался вперед, оперевшись руками на стол. — Латифа — огневик, Тафар — элементалист. Их первый ребенок, дочь, унаследовал дар матери.

— Не смейте трогать Фариту, — во мне клокотала едва сдерживаемая ярость.

От поднявшегося жара рубашка и белье стали влажными. Огненный камень, спрятанный под одежду, горел и обжигал кожу.

— У меня нет цели осквернять память ушедших героев, — он склонил голову, отдавая дань уважения погибшей. — Второй ребенок, сын, родился элементалистом, взяв силу отца.

Наши взгляды сцепились. Во рту пересохло. Горячий воздух со свистом вырывался из моих легких.

— Такое случается, Ася, — в интонациях землевика слышалась непоколебимая уверенность в том, что говорил. — Я — землевик, Латифа — огневичка. И вполне нормально то, что у нас родился ребенок…

Мой отец — Тафар Скаршия, а мать — Иналина регина Скаршия, — медленно и с расстановкой проговорила я.

— Послушай, Ася…

— Замолчите! — вскричала я, вскакивая с кресла.

Растревоженные детские страхи искали выход и нашли его.

Я схватила поднос, на котором стоял чайничек, и швырнула в камин, выплескивая бурливший во мне гнев. Огонь вспыхнул с десятикратной силой, опаляя пламенем мебель и ковер.

— Твою же ж…! — воскликнул аль-Алиабисса.

Я увидела, как огонь занялся по комнате. Осознавая, что это моих рук дело, я закрыла уши ладонями и зажмурилась. Да так и выбежала из дома главного архитектора. Глаза все же открыла.

Мчалась, не смотря по сторонам. Хотелось скрыться от истины, которую всеми способами пыталась переписать с детских лет. Сердце билось у самого горло. Казалось, что еще немного и выскочит. Я бежала уже вдоль крепостной стены, направляясь к проходной.

Пришлось убрать ладони от ушей, потому что на пути появились леса, возведенные для реконструкции этого участка стены. Стало легче пробираться сквозь них.

— Побереги-ись! — раздалось откуда-то сверху.

Я пробежала еще пару метров, прежде чем остановилась и задрала голову вверх.

Время замедлилось. Глухой стук сердца раздался в ушах. Я сглотнула, не спуская взгляда с падавшей глыбы монолита, соскользнувшей со стены. За собой она потянула вниз весь недавно выложенный ряд. Прямо на меня несся каменный блок с намерением раздавить.

Где-то за край сознания зацепился вопль отчаяния. Васим что-то кричал, но я его не понимала. Подняла руки над лицом, обратив раскрытые ладони навстречу летевшей каменной глыбе.

— Матушка-землица, прими чадо в свои объятья, из которых оно вышло и в которые со смертью вернется, — сорвались с губ едва слышимые слова.

Не опуская раскрытых ладоней, я зажмурилась и склонила голову, вверяя свою жизнь воле стихии. Камень только коснулся моих ладоней, как тут же рассыпался мелким песком. Только голову успела прикрыть.

Отряхнула немного пыль с волос и раскрыла глаза. По обе стороны от меня лежали высеченные глыбы высотой мне по пояс. И лишь там, где я стояла, по земле рассыпалась каменная крошка.

Подбежавшие ко мне люди что-то говорили. Кто-то ругался и кричал. Васим чуть ли не дрался с появившимся позже других Драфтом. Их разнимал управляющий. Кто-то молча взирал на меня, стоявшую в центре каменной пыли.

Ни один звук не доходил до моего онемевшего сознания. Я опустила взгляд на свои дрожавшие руки. К горлу подступил комок. Чувствуя приближение рыданий, я мысленно позвала Шаса. Тот в тот же миг спустился вниз, разогнав любопытную толпу. На подкашивавшихся ногах я подошла к нему и взобралась в седло, даже не прицепив ремни.

Меня звали, но я не откликалась. Легла на ящера, обхватила его за шею руками и спрятала лицо, чтобы другие не видели мокрые следы слез на грязном лице.

Взмах окрепших крыльев, и ветер растрепал волосы…

Мы с Шасом отправились на речку, где недавно помирились. Пока летели слезы закончились, рыданья прекратились. В эмоциях наступило онемение. Я умылась холодной горной водой, которая освежила и остудила голову. Только огненный камень на шее обжигал.

Улеглись на пологом берегу, поросшем густой и сочной травой. Солнце в ясном небе светило ярко. На душе было гадко, в мыслях — мрачно.

Хорошо, что не надо было ничего говорить другу. Можно просто передать мыслеобраз. В таком состоянии я бы не смогла подобрать правильные слова, чтобы выразить то, что чувствовала. Полнее всего было бы показать случившееся много лет назад…

Латифа была еще жива. Я никогда не воспринимала ее как мать. То, как она избила меня в полугодовалом возрасте, я совсем не помнила, но страх засел уже тогда. Зато это стало поворотным моментом в отношении других ее детей к ней. Сестра и брат стали меньше с ней общаться. Фараху было проще в этом плане: он элементалист, его обучали по другой методике. Фарите приходилось сложнее, потому что унаследовала силу матери. Когда сестра научилась у нее азам, то нашла другого учителя.

Как бесилась Латифа — не передать словами! Она крушила все вокруг, уничтожала то, что я строила, учась быть землевиком. Своей огненной плетью Латифа крушила не совсем ровненький домик, который я возвела в тайне от куратора.