Убить бессмертие

Мовчун шел сзади, и Дмитрий все время чувствовал на своем затылке его шумное, но ровное дыхание. Несколько раз Николай подхватывал его, не давая упасть. Нянчится! Чувствуя, что начинает злиться, Дмитрий стал пытаться думать об этом ученом, который в одиночку кинулся догонять вооруженную банду. И тут же растянулся, споткнувшись о зарывшуюся в траву корягу. От боли в травмированном боку в глазах на миг потемнело. Сейчас начнут свои шуточки, подумал он, получается, что я чуть ли не всю операцию им завалил.

— Ты чего? — навис над лицом нос Борщевского. — Слушай, у тебя опять бок разболелся? Так что ж ты молчишь, чудак-человек?

— Он не молчит, — прогудел сбоку Мовчун, — он стонет.

— Ничего я… — начал было Артист и попытался сесть, но Борщевский мягко надавил на плечо, заставив снова лечь, и уселся рядом, сложив ноги по-турецки.

— Слушай, Димон, — почесал он свой крючкообразный нос. Получилось комично, тем более что Артист раньше никогда не видел Стусло нерешительным. — Ты…

Дмитрий все-таки решил принять вертикальное положение и уселся напротив Борщевского. Мовчун продолжал молча возвышаться за его спиной. Правда, он поглядывал по сторонам, а указательный палец поглаживал спусковой крючок «Вихря» с увеличенным магазином. Толстый набалдашник глушителя смотрел в сторону зарослей.

— Я понял, — недовольно заговорил Дмитрий. — Я понял, что торможу вас, мне шеф уже популярно изложил и по поводу того, что я в научном центре опоздал, и по поводу вертолета…

— Знаешь, Дим, — вдруг улыбнулся Иннокентий, — ты отличный парень. И знаешь, чем ты мне нравишься? Тем, что относишься к себе с критикой. Многие у нас страдают манией величия и покрыты коростой самодовольства. Только ты все время пытаешься доказать нам, что чего-то стоишь. А этого не нужно! Ты в наших рядах, а это уже основание для того, чтобы тебя уважать. А еще у тебя за плечами работа во внешней разведке. Это…

— И что, если…

— И то! Да ты молоток! Ты их не отпустил, понимаешь, ты висел на хвосте до последнего, а такого не смог бы никто из нас. Ты находчив, ты готов на все ради выполнения задания. Я бы вот с таким синяком после попадания пули в бронежилет вообще не поднялся бы, а ты на уколах добрался сюда. Микола вон тигров до дрожи боится! Правда, Микола?

Мовчун изобразил, как он дрожит всем телом. Получилось что-то вроде колебания водонапорной башни во время землетрясения. Дмитрий не выдержал и улыбнулся.

— Ну, наконец! — похлопал его по руке Борщевский. — Заруби себе, Димон, что у нас главное — это напарники, что у нас в одиночку не работают. Ты себе даже не представляешь, какого уровня бывают задания. А шуточки… Они от общего оптимизма, а не от злобы. Давай-ка вколем тебе обезболивающего, и таблеточку вот возьми. И поскачешь ты у нас, как молодой конь.

Через несколько минут Дмитрий почувствовал себя почти совсем хорошо. Но больше всего ему было хорошо оттого, что с ним поговорили наконец по-человечески.

Стусло вдруг поднял руку, и оба его помощника послушно присели на колено, взяв под наблюдение каждый свой сектор. Впереди было не совсем тихо. Там пахло кровью, смертью, и там топталось множество маленьких ног и ворчало множество хищных пастей. Неожиданно за кустами воцарилась тишина, а потом снова топот ног, шелест кустов.

— Учуяли, — вдруг громко произнес Артист, но не поднялся, ожидая команды командира.

Стусло недовольно обернулся, но потом, видимо, понял смысл произнесенного и соотнес его со своими ощущениями. Сделав знак следовать за ним, он приложил к плечу откидной приклад «Вихря» и двинулся вперед.

Перед глазами троицы открылась довольно мрачная картина. Прогоревший костер, банки из-под тушенки, пустой рюкзак, брошенная бейсболка защитной расцветки. И вокруг всего этого во множестве звериные следы на влажной рыхлой земле. Явно здесь был лагерь, но в эту картину никак не вписывался труп.

Стусло приказал знаком обследовать периметр, а сам, морщась, подошел к мертвецу. Парень не славянин, что-то в нем есть кавказское. И кто же ему так профессионально горло располосовал? Борщевский повернулся к своим бойцам, ожидая их мнения. Артист чесал в затылке, а Мовчун с равнодушным видом двинулся дальше и исчез за кустами.

— Димон, этот тип тебе не знаком? Может, в научном центре ты его видел во время их атаки?

— Я видел тех, кто там и остался. А тех, кто ушел… увы! Там пришлось гранату взрывать. Дымно было.

— Да-а, хреново, что нам пока лишь трупы встречаются. Побеседовать о жизни не с кем. И где его нога?

— Может, его пытали, может, это и есть тот самый молодой ученый, который попался бандитам в руки? А может, это один из них, и ему пытались ампутировать ногу?

— Топором? — Борщевский пнул ногой топор, на котором запеклась потемневшая уже кровь.

— Этого мы знать не можем, — покачал головой Дмитрий. — Волки ногу попортили, и теперь не понять, как и чем ее отделили.