Убить Бенду

Бенда лежит, глядя в потолок, пока огонь, мигнув, не гаснет. Постепенно темнота в комнате сливается с тьмой внутри, и Бенда соскальзывает в забытье, в сон без видений, в тревожное временное небытие.

* * *

Везде горят, очищая воздух, костры, дым иногда застилает сарай, щиплет глаза. Из улиц вокруг площади слышны крики, визгливый лай, жалобное мяуканье: жители истребляют кошек и собак. Почти нестерпимо пахнет чесноком. Ветер приносит запах можжевельника. Столпившиеся вокруг плачут, потому что Бенда молчит.

– Если умеешь, убей их... быстро, – просит старейшина. – У меня там... внучка. Три года.

Бенда поворачивается к строению.

* * *

Когда Бенда приходит в себя, рядом сидит Мама Ло. Глаза у сердобольной толстухи красные, лоснящиеся щеки мокры, она тихо всхлипывает, утирая глаза то рукавом, то передником.

Бенда долго смотрит на нее, как будто не узнавая. Затем, с трудом шевеля высохшими губами, спрашивает:

– Почему?..

Мама Ло хватает со стола стакан и сует Бенде:

– Выпей, бедняжечка. Горе-то... А почему – что говорить? Господь дал, Господь взял...

Бенда пытается сесть, и трактирщица бросается помогать, поднимает подушку, подкладывая ее под спину Бенде.

– И кто?

– Ну кто, кто, кому это надо? Бандиты какие-нибудь, воры, грабители, мало ли лихого люда вокруг... – говоря это, Мама Ло смущается, потому что она хоть и не знает, но очень подозревает, кто тут поработал. Недаром ведь Кривой так смотрел вчера на дом булочника. Что же сосед такого сделал, что сказал, если мирный, в общем-то, Аласт...

– Вы знаете.

– Да откуда же, откуда же? – мечется трактирщица, однако не выдерживает и, заливаясь слезами, рассказывает. Не все, а то, что видела вчера. Не то, что Кривой ее давний приятель, не то, что она сбывает краденное им и его бандой. А как вошел он вчера, хлопнул дверью так, что дом задрожал, и посмотрел на нее так, что сердце ухнуло в пятки, предчувствуя беду, да там и осталось и до сих пор все еще там, и разрывается от жалости к сиротинушке...

– Эй, мамаша! – раздается снизу зычный голос.

Толстуха становится бледнее своего передника.

– Это он!

– Он?

Мама Ло подхватила юбки и со всей скоростью, на которую была способна, кинулась в зал.

Кривой стоял, облокотясь на стойку.

– Где колдун? Наверху?

Толстуха всплеснула руками:

– Аласт, ты чего? Креста на тебе нет, ты чего, пожалей мальчика!

Бандит отлепился от стойки, чтобы двинуться к лестнице.

– Ты што, старуха, не бу же ж я его резать. Тока погрим. Пива пока принесь, туда, в угол.

Из угла помахал Юлий. Он сидел за столбом, чтобы его не было видно с лестницы, и мелко дрожал в предвкушении. Мама Ло подошла к нему. Мальчик спросил тихо:

– Вы сказали колдуну, что это Кривой?

– Я? Да ни в жисть! – забожилась трактирщица.

Юлий вздохнул с удовлетворением.

* * *

Кривой постучался, хотя дверь была приоткрыта. Никто не ответил. Кривой толкнул дверь и вошел, выкатив грудь.

Бенда стоит, держась за стол, и не отрываясь смотрит на вошедшего.

Кривой плотно закрывает за собой дверь, поворачивается к Бенде.

– Слыша, што вы, господин колдун, всякие болезни лечите, э? Даж странные, э? Хе-хе. Дак я по этому поводу. А? Подлечиться бы мне. Господин колдун!

Бенда смотрит.

* * *

Огонь поднялся не сразу. Дым проник сквозь широкие щели между досками, и крики усилились. Заплакали дети, их плач подхватили женщины в сарае и на площади. В спину по-прежнему тыкались острия пик. Толпа волновалась.

– Солдаты постараются сдержать людей, а ты потом беги скорее в ту улицу и прячься в порту. Тебя закидают камнями, – шепчет старейшина.

Бенда не слышит.

* * *

–Штой-то ты молчаливый какой, э? – Кривой встал перед Бендой, набычившись, уперев руки в бока. – Чего, лечить бум? Э, грить умешь, голуба? – Бандит тоже внимательно рассматривает бледное строгое лицо Бенды. – Слышь? Колдануть можь? Болезня у мине, слышь, э?

* * *

Налетел ветер, раздул пламя. В толпе завыли. Между досками высунулась маленькая ручка, потянулась наружу. «Мама, мама!» – звали дети.

* * *

Бенда молчит.

Кривой начинает сердиться. Хмуря светлые брови, он шарит по поясу, но, сдержавшись, убирает руки от ножа, скрытого полой голубого кафтана.