Убик

— Ты хочешь, чтобы с тобой жила спятившая неохристианка? — резко прервала ее Френ Скейн. — Хватит. Уже натерпелись. В прошлом году уже выгнали одну парочку. От них на Марсе может быть столько неприятностей! Вспомни, как мы делили с ней один разум… Она посвящена в одну из главных религий, во все причастия и ритуалы, в весь этот старый хлам. И она действительно в него верит.

— Я знаю, — сказал Барни скупо.

— Что правда, то правда, Майерсон, — добродушно поддержал Тод Моррис. — Честно. Мы слишком сблизились, чтобы воспринимать идеологический фанатизм Земли. Такое уже случалось в других жилищах. Мы слышали, знаем. Здесь можно и нужно жить, но без абсолютных норм и догм. Для этого наше жилище слишком мало. — Он закурил сигарету и взглянул на Энни Хауторн. — Странно, что такая хорошенькая девочка нахваталась подобной дряни. Видно, таковы все дети.

— Она охотно транслировалась? — спросил Барни у Элен Моррис.

— В основном, да. Конечно, сначала это ее поразило… Но чего же еще желать от первого раза? Она никак не могла понять, как объединиться в управлении телом. Но очень старалась освоить это. Сейчас она уже все уяснила.

Наклонившись, Барни Майерсон поднял с выставки маленькую куколку Парки-Пат в желтых шортах, красивой полосатой рубашке и сандалях. «Сейчас ею была Энни Хауторн, — подумал он. — И никто не осознает этого до конца. А он может сломать куклу, разбить ее и Энни, в искусственной, воображаемой жизни. Это совсем нетрудно».

— Я бы хотел на ней жениться, — громко сказал он внезапно.

— На ком? — спросил Тод. — На Парки-Пат или на новой девушке?

— Он имеет в виду Парки-Пат, — сказал Норм Скейн и прыснул.

— Ну уж нет, — проговорила Элен Моррис строго. — Конечно, на новой девушке. И думаю, это превосходно. Теперь у нас будет четыре пары вместо трех пар и одного мужчины. Странного мужчины…

— Ладно, — сказал Барни, — почему бы нам не выпить? И прямо сейчас?

— Идет, — отозвался Норм. — Мы здесь получили напиток… Дрянной эрзац джина. Но восьмидесяти градусов. Он сделает свое дело.

— Одолжите мне немного… — сказал Барни, доставая бумажник.

— О, сколько угодно. Грузовые корабли ООН сбрасывают его нам цистернами.

Норм подошел к закрытому серванту, достал ключ и отпер его.

— Скажите, Майерсон, — обратился к Барни Сэм Реган, — что это вам захотелось выпить? Из-за нас? Из-за лачуги? Или из-за самого Марса?

— Нет. Не то. Не знаю, что делать с Энни и с распадом ее личности.

То, как она приняла Кей-Ди — весь разом, — признак ее неприспособленности поверить и бороться, признак ее неспособности поверить или бороться, ее поражения. Это было знамением ему.

Помогая ей, он поможет себе. А если нет… Это — конец. У него было предчувствие: для него и Энни Марс означает смерть. И, возможно, скорую.

9

Энни Хауторн, выйдя из состояния трансляции, была угрюма и молчалива.

«Плохой знак», — подумал Барни и понял, что ее тоже гложет предчувствие. Она, однако, ничего не сказала, просто сразу пошла за своим комбинезоном в его комнату.

— Я должна вернуться к себе. Спасибо, что разрешили попользоваться вашей выставкой, — сказала она стоявшим вокруг жильцам. — Прости, Барни. Я была к тебе жестока.

Он проводил ее. Пешком они шли по ночной пустыне к ее жилищу. И пока тащились, не сказали друг другу ни слова. Только глядели в оба, как им велели, пытаясь заметить вовремя местных хищников — шакалоподобных телепатических марсианских существ. Но они им не встретились.

— Как это было? — спросил он наконец.

— Ты имеешь в виду, каково быть этой маленькой вульгарной куколкой-блондиночкой со всеми ее чертовыми нарядами, ее приятелем, ее машиной, ее… — Энни содрогнулась. — Ужасно… Бессмысленно. Не знаю, что они в этом находят. Но было ощущение, словно вернулась в детство.

— Да, — согласился он. — Похоже на Парки-Пат.

— Барни, — сказала она тихо, — мне надо найти что-нибудь другое. И как можно скорее. Ты мне поможешь? Ты кажешься таким опытным, взрослым, много повидавшим. Трансляция мне не поможет… Чу-Зет будет не многим лучше, потому что во мне что-то сопротивляется, протестует, не хочет принять… Понимаешь? Да, ты понимаешь. Я вижу. Дьявол, тебе даже не надо пробовать его, чтобы понять это. — Она схватила его руку и крепко прижалась к нему в темноте. — И я кое-что узнала, Барни. Они слишком от него устали… И пока… мы были внутри этой куклы, они все перессорились. Они не могли насладиться даже на секунду.

— Черт, — вымолвил он.

Полыхнув вперед фонариком, Энни сказала:

— Было ужасно стыдно. Я ведь мечтала… А мне было среди них так неловко…

Она запнулась, некоторое время шла молча и вдруг сказала:

— Я изменилась, Барни. Я чувствую это. Я хочу остаться здесь… прямо на этом месте. Мы с тобой одни, в темноте. И потом… Наверное, не стоит продолжать?

— Не стоит, — согласился Барни. — Потом ты можешь глубоко раскаяться. И я тоже. Из-за тебя.