Убийца сидит напротив: как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков

В данном случае это показывало, что Трэпнелл понимает безвыходность своего положения и уже продумывает следующий этап, то есть свое задержание и тюремное заключение. Таким образом, существовала высокая вероят­ность решения проблемы без ущерба для заложников. Иначе говоря, в тот момент он старался смягчить послед­ствия своих действий, а не усугублять их. А это в свою очередь предполагает, что переговорщик получает некий важный аргумент для достижения соглашения. Диалог мог строиться не на денежном выкупе или вылете самолета, а на причинах непреклонности Трэпнелла в части требования освобождения Анджелы Дэвис. Пойдя по этому пути, переговорщик мог бы выйти на реальные мотивы преступника.

Однажды я приехал в тюрьму, чтобы побеседовать с Брюсом Пирсом - одним из убийц Алана Берга, скандаль­но известного радиоведущего из Денвера. Пирс принадлежал к антисемитской группировке белых шовинистов «Ко­горта», члены которой были убеждены в сатанинском происхождении евреев. Как оказалось, Пирс согласился на беседу только для того, чтобы отчитать и подвергнуть словесным оскорблениям меня и ФБР в целом. Этот, каза­лось бы, неудачный опыт, был ценен тем, что позволил получить правильное понимание образа мыслей людей, безумно преданных некой идее. В противостоянии подобным личностям переговорщик должен тянуть время, чтобы оценить степень зацикленности боевика на его убеждениях и подготовить вмешательство тактической группы быстрого реагирования на случай провала переговоров. Этого можно достичь, заставив его раз за разом провозгла­шать и пересказывать свои идейные установки.

Что же на самом деле властвовало умом Макгоуэна на момент совершения преступления? Этот вопрос всегда ключевой. Я надеялся, что ответ на него появится, когда с Макгоуэном поговорит непосредственно Эндрю Консо- вой.

К тому времени я уже достаточно близко знал Консовоя, чтобы обращаться к нему на «ты», и проникся боль­шим уважением к его уму и профессиональной этике. Он был всецело предан своему трудном делу - следить за тем, чтобы в заключении оставались только те, кто этого заслуживает. Эндрю сообщил мне, что на следующей неделе он и другие члены комиссии собираются провести собственные беседы с Макгоуэном, и попросил моего со­вета в этой связи. Я сказал, что ему и его коллегам следовало бы буквально засыпать его вопросами, с тем чтобы он говорил по­стоянно. В конце концов наступит момент, когда тщательно скрываемая под внешним спокойствием ярость вырвет­ся на поверхность. Я полагал, что такой подход скорее всего заставит Макгоуэна продемонстрировать свое истин­ное лицо, и члены комиссии приобретут более глубокое понимание его личности, соответствующее моим соображе­ниям и рекомендациям.

Когда в 1982 году Уэйна Б. Уильямса судили по делу об убийствах детей в Атланте, помощник окружного проку­рора Джек Маллард попросил меня проконсультировать его на случай перекрестного допроса обвиняемого. Прежде всего я заметил, что Уильямс скорее всего согласится на перекрестный допрос, поскольку я обнаружил в нем из­рядную интеллектуальную претенциозность и представление о правоохранительной системе как о сборище неук­люжих комических персонажей немого кино. Он считал, что может контролировать ситуацию даже под перекрест­ным допросом в зале суда.

Я посоветовал Малларду держаться к Уильямсу поближе, то и дело нарушая его личное пространство, прой­тись по материалам дела и фактам его биографии в стиле телешоу «Это твоя жизнь» и поддерживать напряжение градом вопросов до тех пор, пока обвиняемый не выйдет из равновесия и не позволит застать себя врасплох. Ко­гда помощник прокурора получил возможность допросить обвиняемого, он повел себя именно таким образом. По­сле нескольких часов жесткого перекрестного допроса Маллард наконец подошел к Уильямсу вплотную, положил ему руку на плечо и произнес, растягивая слова на южный манер: «Ну, и каково это было, Уэйн? Что ты почувство­вал, сцепив пальцы на горле своей жертвы? Запаниковал, да? Запаниковал?» «Нет», - тихо ответил Уильямс. Аза­тем понял, что наделал, и впал в ярость. Повернувшись в сторону зала суда, где сидел я, он ткнул в мою сторону пальцем и заорал: «Вы изо всех сил стараетесь подогнать меня под этот фэбээровский психологический портрет, а я вам в этом не помощник!» И разразился тирадой про фэбээровских молодчиков и клоунов-прокуроров. Это стало переломным моментом судебного процесса. Так впоследствии говорили некоторые из вынесших обвинительный вердикт присяжных.

Я считал, что аналогичная тактика сработает и в случае Джозефа Макгоуэна на слушаниях в комиссии по УДО, обстановка которых напоминает судебный процесс.